только замѣчаетъ Турламэна, такъ вскрикиваетъ: «Ахъ, вотъ нашъ дезертиръ!» и отдаетъ приказъ своимъ людямъ схватить его. Нашъ другъ борется и ускользаетъ между ихъ рукъ. Они бросаются за нимъ, и мы за ними слѣдомъ.
Мы приблизились къ кварталу rue Haute. Въ два прыжка Дольфъ достигаетъ знакомой стороны, бѣжитъ по первой попавшейся дорожкѣ, бросается подъ черный навѣсъ, по крутой лѣстницѣ, на крышу. По приказу унтеръ-офицера солдаты совершаютъ то же восхожденіе, но не особенно охотно. Дольфъ не ждетъ ихъ. Откидывается слуховое окно. Веселая голова показывается въ отверстіе при помощи одного прыжка, онъ уже на крышѣ.
Услышавъ эти крики, семейства, кишащія въ сосѣднихъ домикахъ, выскакиваютъ наружу. Симпатія вся, понятно, на сторонѣ дезертира. Товарищи, обязанные поймать его, не особенно ретиво отправляются на крыши и чердаки. Вахмистръ напрасно ругаетъ ихъ и топаетъ ногами отъ гнѣва. Что же онъ самъ не лѣзетъ? Смѣются лукавые солдаты. Турламэнъ пользуется отсрочкой, которую ему предоставили. Онъ садится на край карниза. Чтобы быть болѣе ловкимъ, онъ избавляется отъ своей гусарской одежды, отъ своихъ сапогъ со шпорами. На немъ остаются только кальсоны и рубашка. Свою фуражку онъ потерялъ еще во время первой потасовки. Какъ потѣшаются на улицѣ! А протяну-
только замечает Турламэна, так вскрикивает: «Ах, вот наш дезертир!» и отдает приказ своим людям схватить его. Наш друг борется и ускользает между их рук. Они бросаются за ним, и мы за ними следом.
Мы приблизились к кварталу rue Haute. В два прыжка Дольф достигает знакомой стороны, бежит по первой попавшейся дорожке, бросается под черный навес, по крутой лестнице, на крышу. По приказу унтер-офицера солдаты совершают то же восхождение, но не особенно охотно. Дольф не ждет их. Откидывается слуховое окно. Веселая голова показывается в отверстие при помощи одного прыжка, он уже на крыше.
Услышав эти крики, семейства, кишащие в соседних домиках, выскакивают наружу. Симпатия вся, понятно, на стороне дезертира. Товарищи, обязанные поймать его, не особенно ретиво отправляются на крыши и чердаки. Вахмистр напрасно ругает их и топает ногами от гнева. Что же он сам не лезет? Смеются лукавые солдаты. Турламэн пользуется отсрочкой, которую ему предоставили. Он садится на край карниза. Чтобы быть более ловким, он избавляется от своей гусарской одежды, от своих сапог со шпорами. На нем остаются только кальсоны и рубашка. Свою фуражку он потерял еще во время первой потасовки. Как потешаются на улице! А протяну-
