ты. Онѣ дѣлаютъ непріятныя гримасы, точно цвѣты издаютъ зловоніе, вмѣсто аромата; мужчины торгуются. У нашего Бюгютта жалкій видъ грубаго человѣка, предназначеннаго скорѣе для убоя быковъ, чѣмъ для украшенія цвѣтами маленькихъ дурочекъ. Еслибъ нужно было соблазнить ихъ, это другое дѣло!
Бранясь въ душѣ, онъ спускаетъ цѣну, и его окоченѣлые пальцы схватываютъ деньги, которыми онъ гремитъ въ карманѣ все тѣхъ же своихъ панталонъ. Я наблюдалъ за этими толстыми, какъ у какого нибудь душителя руками, — столь добрыми и преданными, однако, друзьямъ, столь солидарными! Какія онъ дѣлалъ усилія, — ей Богу! Потъ катился у него градомъ, — чтобы не смять шелковистыхъ лепестковъ, не испортить своего товара, можетъ быть, — и не ударить своихъ покупателей, и не дать своей натурѣ взять верхъ! Всѣ эти проявленія нѣжности и терпѣнія почти что унижали меня самого.
Когда онъ уже собрался предложить свой товаръ еще у другихъ столиковъ, я счелъ, что наступилъ моментъ открыть ему наше присутствіе.
— Эй, Бюгюттъ!
— Лорръ! Дольфъ! вотъ кто!
Онъ бѣжитъ спрятать свои цвѣты, а Меменъ свои спички. Теперь они съ нами. Мы возвращаемся на бульвары предмѣстій. Возобновляется выпивка.
ты. Они делают неприятные гримасы, точно цветы издают зловоние, вместо аромата; мужчины торгуются. У нашего Бюгютта жалкий вид грубого человека, предназначенного скорее для убоя быков, чем для украшения цветами маленьких дурочек. Если б нужно было соблазнить их, это другое дело!
Бранясь в душе, он спускает цену, и его окоченелые пальцы схватывают деньги, которыми он гремит в кармане все тех же своих панталон. Я наблюдал за этими толстыми, как у какого-нибудь душителя руками, — столь добрыми и преданными, однако, друзьям, столь солидарными! Какие он делал усилия, — ей-Богу! Пот катился у него градом, — чтобы не смять шелковистых лепестков, не испортить своего товара, может быть, — и не ударить своих покупателей, и не дать своей натуре взять верх! Все эти проявления нежности и терпения почти что унижали меня самого.
Когда он уже собрался предложить свой товар еще у других столиков, я счел, что наступил момент открыть ему наше присутствие.
— Эй, Бюгютт!
— Лорр! Дольф! вот кто!
Он бежит спрятать свои цветы, а Мемен свои спички. Теперь они с нами. Мы возвращаемся на бульвары предместий. Возобновляется выпивка.
