ка играетъ лопаткой, раскачиваясь, чтобы мѣсить штукатурку, Дольфъ, разсказывавшійся намъ о фехтованіи, единственной вещи наряду съ верховой ѣздой, которая интересуетъ его, овладѣваетъ вмѣсто драницы, орудіемъ маленькаго рабочаго.
Мальчикъ протестуетъ, но умолкаетъ изъ страха получить удары.
Нашъ разсказчикъ дѣлаетъ видъ, что борется или уступаетъ, изображая парады, описывая различныя фигуры. Рабочій смотритъ на него съ удивленіемъ и недоброжелательствомъ, колеблясь между злобою и поклоненіемъ. На одну минуту, чтобы подкрѣпить свое наглядное представленіе, солдатъ придумываетъ сдѣлать изъ мальчика фехтовальную подушку, рѣзко заставляетъ его вскрикивать «ай! ай!» довольно грубымъ подобіемъ знаменитыхъ ударовъ въ бокъ.
Мы спѣшимъ найти Тиха и Зволю, и это кладетъ конецъ продѣлкѣ съ мальчикомъ, который, получивъ свою лопатку, расхрабрившись подъ вліяніемъ нашего ухода, осыпаетъ солдата невозможными ругательствами, на которыя тотъ, находясь въ хорошемъ настроеніи духа, отвѣчаетъ въ томъ же тонѣ и почти хвастаясь эротическими неправильностями, которыя злые языки приписываютъ красивымъ франтамъ его полка.
Менѣе посрамленный, чѣмъ когда-либо, Дольфъ подѣлился бы съ нами своимъ личнымъ опытомъ, еслибъ мы не увидали Бюгютта и Мемена пе-
ка играет лопаткой, раскачиваясь, чтобы месить штукатурку, Дольф, рассказывавшийся нам о фехтовании, единственной вещи наряду с верховой ездой, которая интересует его, овладевает вместо драницы, орудием маленького рабочего.
Мальчик протестует, но умолкает из страха получить удары.
Наш рассказчик делает вид, что борется или уступает, изображая парады, описывая различные фигуры. Рабочий смотрит на него с удивлением и недоброжелательством, колеблясь между злобою и поклонением. На одну минуту, чтобы подкрепить свое наглядное представление, солдат придумывает сделать из мальчика фехтовальную подушку, резко заставляет его вскрикивать «ай! ай!» довольно грубым подобием знаменитых ударов в бок.
Мы спешим найти Тиха и Зволю, и это кладет конец проделке с мальчиком, который, получив свою лопатку, расхрабрившись под влиянием нашего ухода, осыпает солдата невозможными ругательствами, на которые тот, находясь в хорошем настроении духа, отвечает в том же тоне и почти хвастаясь эротическими неправильностями, которые злые языки приписывают красивым франтам его полка.
Менее посрамленный, чем когда-либо, Дольф поделился бы с нами своим личным опытом, если б мы не увидали Бюгютта и Мемена пе-
