изъ маленькихъ, или набрасывался на меня, хотя я не отличаюсь ихъ дьявольскою живостью. Настроенный щедро, онъ придумалъ платить изъ своего кармана четыре сантима за каждый танецъ и за каждую пару. При такомъ темпѣ, какъ у него, онъ вскорѣ могъ бы опустошить свой кошелекъ. Едва только мы повертѣлись два или три раза вокругъ зала, какъ вдругъ оркестріонъ внезапно остановился. Происходитъ перерывъ танцевъ, во время котораго привратникъ идетъ, протянувъ руку, отъ одной пары къ другой, чтобы собрать деньги. Когда онъ получилъ, сколько нужно, музыка снова начинается, всѣ кружатся еще нѣсколько разъ. Затѣмъ все кончается. По мѣстамъ для новаго танца! Все начинается сызнова!
Тихъ танцовалъ больше всего съ Дольфомъ. Отличаясь одинаковымъ ростомъ, они чудесно подходили другъ къ другу, соперничали въ виртуозности, создавали различныя фигуры для ногъ, препятствія, дѣлали круги, украшали хореографическую тему неожиданными фіоритурами. Очень неутомимому Дольфу начинало надоѣдать, но Бюгюттъ настаивалъ: «Еще одинъ разъ… на этотъ разъ послѣдній!» И Дольфъ шелъ насильно.
Мы, наконецъ, обрадовались, тѣшили себя мыслью, что намъ удалось уговорить уйти оттуда нашего неутомимаго Бюгютта, и мы, распѣвая, удалялись, вереницей, положивъ руки на плечи того, кто шелъ впереди, какъ вдругъ въ тѣс-
из маленьких, или набрасывался на меня, хотя я не отличаюсь их дьявольскою живостью. Настроенный щедро, он придумал платить из своего кармана четыре сантима за каждый танец и за каждую пару. При таком темпе, как у него, он вскоре мог бы опустошить свой кошелек. Едва только мы повертелись два или три раза вокруг зала, как вдруг оркестрион внезапно остановился. Происходит перерыв танцев, во время которого привратник идет, протянув руку, от одной пары к другой, чтобы собрать деньги. Когда он получил, сколько нужно, музыка снова начинается, все кружатся еще несколько раз. Затем все кончается. По местам для нового танца! Все начинается сызнова!
Тих танцевал больше всего с Дольфом. Отличаясь одинаковым ростом, они чудесно подходили друг к другу, соперничали в виртуозности, создавали различные фигуры для ног, препятствия, делали круги, украшали хореографическую тему неожиданными фиоритурами. Очень неутомимому Дольфу начинало надоедать, но Бюгютт настаивал: «Еще один раз… на этот раз последний!» И Дольф шел насильно.
Мы, наконец, обрадовались, тешили себя мыслью, что нам удалось уговорить уйти оттуда нашего неутомимого Бюгютта, и мы, распевая, удалялись, вереницей, положив руки на плечи того, кто шел впереди, как вдруг в тес-
