теряла давно свой блескъ, а краски на толстомъ коврѣ изъ Смирны выцвѣли отъ солнца, но старые семейные портреты выигрываютъ въ этихъ почернѣвшихъ медальонахъ; букеты, сверкавшіе на коврѣ, приняли гармоническій и спокойный оттѣнокъ сентябрьской листвы. Уже много лѣтъ эти огромныя алебастровыя вазы занимаютъ четыре угла обширной комнаты, кожа изъ Корду покрываетъ стѣны, круглый палисандровый столъ находится посреди зала, а часы, съ серебристымъ боемъ, звонятъ, находясь между бронзовыми канделябрами. Эти старинныя вещи имѣютъ богатый видъ; это реликвіи ихъ пенатовъ. Ажурные чехлы, произведеніе крючка доброй г-жи Дальмансъ, кажутся на подушкахъ изъ темнаго бархата суровыми и красивыми скатертями на алтарѣ.
Къ этому Дальмансъ-Дейнцу отправляется Гильомъ Добузье на другой день послѣ политическаго обѣда Фредди Бежара.
Эти оба человѣка, товарищи по коллэжу, глубоко уважали другъ друга, и когда-то часто видались, но показная и тщеславная роскошь Добузье, шумный образъ жизни, въ особенности, его странныя и космополитическія сношенія отдалили отъ него Дальманса, хотя тотъ и цѣнилъ въ томъ солидныя знанія, стараніе и честность. Прежде даже они серьезно подумывали о коммерческой ассоціаціи. Дальмансъ хотѣлъ вложить свой капиталъ въ фабрику. Но это
теряла давно свой блеск, а краски на толстом ковре из Смирны выцвели от солнца, но старые семейные портреты выигрывают в этих почерневших медальонах; букеты, сверкавшие на ковре, приняли гармонический и спокойный оттенок сентябрьской листвы. Уже много лет эти огромные алебастровые вазы занимают четыре угла обширной комнаты, кожа из Корду покрывает стены, круглый палисандровый стол находится посреди зала, а часы, с серебристым боем, звонят, находясь между бронзовыми канделябрами. Эти старинные вещи имеют богатый вид; это реликвии их пенатов. Ажурные чехлы, произведение крючка доброй г-жи Дальманс, кажутся на подушках из темного бархата суровыми и красивыми скатертями на алтаре.
К этому Дальманс-Дейнцу отправляется Гильом Добузье на другой день после политического обеда Фредди Бежара.
Эти оба человека, товарищи по коллэжу, глубоко уважали друг друга, и когда-то часто видались, но показная и тщеславная роскошь Добузье, шумный образ жизни, в особенности, его странные и космополитические сношения отдалили от него Дальманса, хотя тот и ценил в том солидные знания, старание и честность. Прежде даже они серьезно подумывали о коммерческой ассоциации. Дальманс хотел вложить свой капитал в фабрику. Но это
