снымъ портнымъ, но, по крайней мѣрѣ, она не портила матерій! Затѣмъ Жакъ Паридаль находилъ своего маленькаго Лорана одѣтымъ прекрасно! Въ день перваго причастія дорогой отецъ сказалъ ему, цѣлуя его: «Мой Лоранъ, ты красивъ, какъ принцъ!» На немъ было надѣто теперь то же, что и тогда, — исключая траура, украшавшаго его фуражку и замѣнявшаго на его правой рукѣ знаменитую муаровую бѣлую ленту, обшитую серебряной бахромой…
У насмѣшницы было доброе движеніе. Пробѣгая по цвѣтнику, она нагнулась и сорвала красивую маргаритку съ красноватыми лепестками, золотистымъ сердечкомъ и сказала: «Держи, деревенскій мальчикъ, вдѣнь этотъ цвѣтокъ себѣ въ петлицу!» Деревенскій, сколько ей угодно! Онъ ей прощалъ. Этотъ блестящій цвѣтокъ, всунутый въ его черную блузу, казался первой улыбкой, освѣщавшей его трауръ. Совершенно неумѣвшій еще выражать словами какъ свою радость, такъ и свою печаль, мальчикъ, еслибъ онъ посмѣлъ, преклонилъ бы колѣна передъ маленькой Добузье и поцѣловалъ бы ей руку, какъ онъ видѣлъ, дѣлали это разукрашенные рыцари на картинкахъ Journal pourrions, который перелистовали прежде у него дома, въ зимніе воскресные дни, пощелкивая жареные каштаны…
Быстрая, какъ козочка, Регина скакала уже на другомъ концѣ сада, не дожидаясь благодарностей Лорана.
сным портным, но, по крайней мере, она не портила материй! Затем Жак Паридаль находил своего маленького Лорана одетым прекрасно! В день первого причастия дорогой отец сказал ему, целуя его: «Мой Лоран, ты красив, как принц!» На нём было надето теперь то же, что и тогда, — исключая траура, украшавшего его фуражку и заменявшего на его правой руке знаменитую муаровую белую ленту, обшитую серебряной бахромой…
У насмешницы было доброе движение. Пробегая по цветнику, она нагнулась и сорвала красивую маргаритку с красноватыми лепестками, золотистым сердечком и сказала: «Держи, деревенский мальчик, вдень этот цветок себе в петлицу!» Деревенский, сколько ей угодно! Он ей прощал. Этот блестящий цветок, всунутый в его черную блузу, казался первой улыбкой, освещавшей его траур. Совершенно не умевший еще выражать словами как свою радость, так и свою печаль, мальчик, если б он посмел, преклонил бы колена перед маленькой Добузье и поцеловал бы ей руку, как он видел, делали это разукрашенные рыцари на картинках Journal pourrions, который перелистывали прежде у него дома, в зимние воскресные дни, пощелкивая жареные каштаны…
Быстрая, как козочка, Регина скакала уже на другом конце сада, не дожидаясь благодарностей Лорана.
