зубами и гладко причесанными волосами… Кто тебя такъ причесалъ? Да, папа правъ, ты похожъ на одного изъ тѣлъ маленькихъ крестьянскихъ мальчиковъ, которые прислуживаютъ во время обѣдни у васъ въ церкви!»
Она набрасывалась на Лорана съ неудержимою рѣзвостью. Каждое ея слово проникало въ глубь его сердца. Покраснѣвъ болѣе, чѣмъ когда-либо, онъ старался смѣяться, какъ во время изображенія добрыхъ сестеръ, и не находилъ словъ для отвѣта. Она дѣлала ему больно, но она была такъ красива!
Ему такъ хотѣлось доказать этой насмѣшницѣ, что можно носить скроенную, какъ мѣшокъ блузу, одновременно слишкомъ широкія и длинныя панталоны, предназначенныя къ тому чтобы ихъ проносить втеченіе двухъ лѣтъ, со складками на колѣняхъ, что придаетъ человѣку видъ какого-то кривоногаго; накрахмаленный воротничекъ, откуда показывается ребяческая и сконфуженная голова того, кто его носитъ точно это голова Іоанна Крестителя послѣ усѣкновенія; фуражку, спрятанную отъ перваго причастія, на которой трауръ такъ мало скрывалъ необычайныя украшенія, изъ стекляруса и бархата, безполезные завитки, нагроможденныя кисточки, словомъ, что можно было быть одѣтымъ какъ сынъ фермера и быть неглупѣе и не тупѣе чѣмъ какой-нибудь Сенъ-Фардье.
Добрая Сизка, понятно, была не первоклас-
зубами и гладко причесанными волосами… Кто тебя так причесал? Да, папа прав, ты похож на одного из тел маленьких крестьянских мальчиков, которые прислуживают во время обедни у вас в церкви!»
Она набрасывалась на Лорана с неудержимою резвостью. Каждое её слово проникало в глубь его сердца. Покраснев более, чем когда-либо, он старался смеяться, как во время изображения добрых сестер, и не находил слов для ответа. Она делала ему больно, но она была так красива!
Ему так хотелось доказать этой насмешнице, что можно носить скроенную, как мешок блузу, одновременно слишком широкие и длинные панталоны, предназначенные к тому чтобы их проносить в течение двух лет, со складками на коленях, что придает человеку вид какого-то кривоногого; накрахмаленный воротничек, откуда показывается ребяческая и сконфуженная голова того, кто его носит точно это голова Иоанна Крестителя после усекновения; фуражку, спрятанную от первого причастия, на которой траур так мало скрывал необычайные украшения, из стекляруса и бархата, бесполезные завитки, нагроможденные кисточки, словом, что можно было быть одетым как сын фермера и быть не глупее и не тупее чем какой-нибудь Сен-Фардье.
Добрая Сизка, понятно, была не первоклас-
