что казалось ужаснымъ неприличіемъ нѣсколько мѣсяцевъ назадъ. Не имѣя силъ все же хвалить эту вредную живопись, они цѣнили ловкость, коммерческія способности Марболя, который такъ легко сбывалъ эти непріятныя картины, эти пугала парижанамъ, янкамъ и англичанамъ, падкимъ, какъ извѣстно, на ужасныя и эксцентричныя сцены.
Музыкантъ Ромбо де Вивелуа, другой другъ Дора Бергмана, напоминалъ по своему высокому росту, здоровому сложенію, львиной головѣ, роскошной гривѣ, фигуру предводителя боговъ на картинѣ Іорданса Юпитеръ и Меркурій у Филимона и Бавкиды. Этотъ брабансонъ былъ, если не язычникъ, то, по крайней мѣрѣ, современникъ эпохѣ Возрожденія. Ни въ физическомъ, ни въ моральномъ отношеніи, не было у него ничего изъ тѣхъ исхудавшихъ чистыхъ типовъ, которые мы встрѣчаемъ у примитивныхъ художниковъ вродѣ Мемлинга или Ванъ-Эйка. Онъ обработалъ въ пантеизмъ христіанскую ораторію стараго Баха.
Пылкое и глубоко-пластичное искусство Вивелуа должно было еще сильнѣе дѣйствовать на Лорана Паридаля, чѣмъ тенденціозно-смѣлыя, но, въ дѣйствительности, немного холодныя и не захватывавшія, картины его друга Марболя.
Въ этотъ годъ Антверпенъ устраивалъ юбилейныя празднества въ память трехсотлѣтней годовщины со дня рожденія Рубенса, открывавшіяся кантатою Ромбо де Вивелуа, которая дол-
что казалось ужасным неприличием несколько месяцев назад. Не имея сил всё же хвалить эту вредную живопись, они ценили ловкость, коммерческие способности Марболя, который так легко сбывал эти неприятные картины, эти пугала парижанам, янкам и англичанам, падким, как известно, на ужасные и эксцентричные сцены.
Музыкант Ромбо де Вивелуа, другой друг Дора Бергмана, напоминал по своему высокому росту, здоровому сложению, львиной голове, роскошной гриве, фигуру предводителя богов на картине Йорданса Юпитер и Меркурий у Филимона и Бавкиды. Этот брабансон был, если не язычник, то, по крайней мере, современник эпохе Возрождения. Ни в физическом, ни в моральном отношении, не было у него ничего из тех исхудавших чистых типов, которые мы встречаем у примитивных художников вроде Мемлинга или Ван-Эйка. Он обработал в пантеизм христианскую ораторию старого Баха.
Пылкое и глубоко-пластичное искусство Вивелуа должно было еще сильнее действовать на Лорана Паридаля, чем тенденциозно-смелые, но, в действительности, немного холодные и не захватывавшие, картины его друга Марболя.
В этот год Антверпен устраивал юбилейные празднества в память трехсотлетней годовщины со дня рождения Рубенса, открывавшиеся кантатою Ромбо де Вивелуа, которая дол-
