имѣть передъ глазами это изображеніе трехъ ободранныхъ, грязныхъ, небритыхъ, слишкомъ мускулистыхъ, грубыхъ рабочихъ, съ открытымъ взглядомъ и безпокойнымъ видомъ? Чтобы выразить свой полный ужасъ, г. Дюпуасси написалъ, что отъ этой картины пахнетъ потомъ, селедкою, лукомъ, водкою.
Когда въ Парижѣ открылась новая выставка, Марболь выступилъ снова съ неменѣе смѣлою картиною, чѣмъ первая, и къ глубокому удивленію своихъ соотечественниковъ, члены жюри присудили ему большую медаль.
Если жрецы искусства милостиво принимали молодого новатора, то этотъ успѣхъ, вскорѣ подкрѣпленный Мюнхеномъ, Вѣною и Лондономъ заставилъ призадуматься любителей и коллекціонеровъ высшаго антверпенскаго общества. Его нельзя было отрицать; молодецъ имѣлъ успѣхъ. Если только слава могла доказать его превосходство благодаря всѣмъ газетнымъ статьямъ и восторгамъ тѣхъ людей, у которыхъ тѣло голодаетъ, а голова питается мечтами, то солидные, осторожные люди продолжали пожимать плечами и произносить «рака» на весь этотъ шумъ и безпокойство. Но съ той минуты, когда онъ, какъ и они сами, сталъ зарабатывать, его судьба становилась интересной.
Предубѣжденія исчезли. Промышленники начали привѣтствовать прежнее ничтожество, рисовалки упоминать его имя передъ своими женами,
иметь перед глазами это изображение трех ободранных, грязных, небритых, слишком мускулистых, грубых рабочих, с открытым взглядом и беспокойным видом? Чтобы выразить свой полный ужас, г. Дюпуасси написал, что от этой картины пахнет потом, селедкою, луком, водкою.
Когда в Париже открылась новая выставка, Марболь выступил снова с не менее смелою картиною, чем первая, и к глубокому удивлению своих соотечественников, члены жюри присудили ему большую медаль.
Если жрецы искусства милостиво принимали молодого новатора, то этот успех, вскоре подкрепленный Мюнхеном, Веною и Лондоном заставил призадуматься любителей и коллекционеров высшего антверпенского общества. Его нельзя было отрицать; молодец имел успех. Если только слава могла доказать его превосходство благодаря всем газетным статьям и восторгам тех людей, у которых тело голодает, а голова питается мечтами, то солидные, осторожные люди продолжали пожимать плечами и произносить «рака» на весь этот шум и беспокойство. Но с той минуты, когда он, как и они сами, стал зарабатывать, его судьба становилась интересной.
Предубеждения исчезли. Промышленники начали приветствовать прежнее ничтожество, рисовалки упоминать его имя перед своими женами,
