людямъ, говорили наблюдателю о величіи и всемогуществѣ родного города. Но это не пугало и не смущало его.
Въ этотъ моментъ, когда онъ, восторженный, безъ всякихъ плановъ, просилъ силъ, доброй встрѣчи, даже со стороны камней города, эта красота берега охлаждала его своимъ блескомъ.
— Неужели я опять буду отвергнутъ? — спрашивалъ себя сирота.
И Антверпенъ, въ своей чудесной красотѣ, показался ему, теперь, не менѣе гордымъ и высокомѣрнымъ существомъ, чѣмъ его кузина.
Однажды вечеромъ, уѣзжая въ театръ, Гина, страшно нарядная, имѣла такой блестящій видъ, что какое-то непреодолимое влеченіе бѣшено толкнуло его къ ней. Но красивая дѣвушка предупредила это движеніе поклоненія. Она отстранила однимъ жестомъ отъ себя горячаго поклонника, точно какую-то грязную пыль, и своимъ необыкновенно равнодушнымъ, безстрастнымъ голосомъ сказала ему: «Оставь же, дурачокъ, ты сомнешь мнѣ платье!»
Да, его городъ слишкомъ красивъ, слишкомъ богатъ; колыбель его дѣтства показалась Лорану слишкомъ обширной въ этотъ вечеръ.
— Неужели и онъ тоже оттолкнетъ меня, сочтетъ недостойнымъ? — спрашивалъ онъ себя съ тревогой.
Но обожаемый городъ, менѣе суровый и жестокій, чѣмъ Гина, точно узналъ объ отчаяніи
людям, говорили наблюдателю о величии и всемогуществе родного города. Но это не пугало и не смущало его.
В этот момент, когда он, восторженный, без всяких планов, просил сил, доброй встречи, даже со стороны камней города, эта красота берега охлаждала его своим блеском.
— Неужели я опять буду отвергнут? — спрашивал себя сирота.
И Антверпен, в своей чудесной красоте, показался ему, теперь, не менее гордым и высокомерным существом, чем его кузина.
Однажды вечером, уезжая в театр, Гина, страшно нарядная, имела такой блестящий вид, что какое-то непреодолимое влечение бешено толкнуло его к ней. Но красивая девушка предупредила это движение поклонения. Она отстранила одним жестом от себя горячего поклонника, точно какую-то грязную пыль, и своим необыкновенно равнодушным, бесстрастным голосом сказала ему: «Оставь же, дурачок, ты сомнешь мне платье!»
Да, его город слишком красив, слишком богат; колыбель его детства показалась Лорану слишком обширной в этот вечер.
— Неужели и он тоже оттолкнет меня, сочтет недостойным? — спрашивал он себя с тревогой.
Но обожаемый город, менее суровый и жестокий, чем Гина, точно узнал об отчаянии
