мовъ, виднѣлись лужайки, какъ-бы дороги къ горизонту.
Въ нѣкоторой части бассейна, переполненіе было таково, что издали мачты и снасти близко стоявшихъ судовъ, казалось, соединялись, перекрещивались такъ сильно, что онѣ затемняли воздушный занавѣсъ, на которомъ уже показывалась какая-нибудь ранняя звѣздочка и заставляла мечтать о паутинахъ, которыя созданы легендарными пауками, и въ которыя попадутся разноцвѣтные сигнальные огни и серебряныя звѣзды, точно свѣтлячки и лампочки.
Готовый отдыхать, торговый улей спѣшилъ, усиливалъ свою ежедневную работу. За громкимъ шумомъ наступалъ внезапный упадокъ. Кирки канапатчиковъ переставали бить испорченные корпуса кораблей, цѣпи подъемныхъ крановъ прерывали свой скрипъ, паръ, готовый стонать, умолкалъ; крики, размѣренныя пѣсни выгрузчиковъ и матросовъ, поставленныхъ на коллективную работу, внезапно прекращались.
Эти переходы отъ безмолвія къ шуму и обратно распространялись по всѣмъ частямъ рабочаго города, внушали мысль о вздохахъ поднимающейся и опускающейся груди Титана.
Въ безконечномъ шумѣ Лоранъ различалъ гортанный говоръ, грубые звуки, пронзительные, какъ военныя трубы, или же грустные какъ страдающая сила.
Послѣ каждой фразы человѣческаго хора раз-
мов, виднелись лужайки, как бы дороги к горизонту.
В некоторой части бассейна, переполнение было таково, что издали мачты и снасти близко стоявших судов, казалось, соединялись, перекрещивались так сильно, что они затемняли воздушный занавес, на котором уже показывалась какая-нибудь ранняя звездочка и заставляла мечтать о паутинах, которые созданы легендарными пауками, и в которые попадутся разноцветные сигнальные огни и серебряные звезды, точно светлячки и лампочки.
Готовый отдыхать, торговый улей спешил, усиливал свою ежедневную работу. За громким шумом наступал внезапный упадок. Кирки конопатчиков переставали бить испорченные корпуса кораблей, цепи подъемных кранов прерывали свой скрип, пар, готовый стонать, умолкал; крики, размеренные песни выгрузчиков и матросов, поставленных на коллективную работу, внезапно прекращались.
Эти переходы от безмолвия к шуму и обратно распространялись по всем частям рабочего города, внушали мысль о вздохах поднимающейся и опускающейся груди Титана.
В бесконечном шуме Лоран различал гортанный говор, грубые звуки, пронзительные, как военные трубы, или же грустные как страдающая сила.
После каждой фразы человеческого хора раз-
