лась быть обвиненной въ слабости хозяевами дома и повредить ему. Она старалась даже заставить его замолчать изъ страха, что такая продолжительная печаль можетъ показаться непріятной тѣмъ лицамъ, которыя отнынѣ хотѣли замѣнить ему отца и мать. Но въ одиннадцать лѣтъ люди не отличаются тактомъ, и уговоры, произносимые вполголоса старой женщиною, вызывали у него только новый приливъ слезъ.
Черезъ туманный взоръ своихъ глазъ, Лоранъ, боязливый и дрожавшій, какъ безпріютная птичка, украдкой изучалъ присутствовавшихъ за столомъ.
Г-жа Добузье, кузина Лидія, точно царила за столомъ, сидя противъ своего мужа. Это была маленькаго роста, желтая, сморщенная, какъ черносливъ, женщина, съ черными, блестящими волосами, гладко зачесанными на лобъ и соединявшимися съ густыми, черными бровями, которыя окаймляли ея большіе, круглые тоже черные глаза на выкатѣ. Лица почти не было видно; ея черты казались мужскими, губы были тонки и блѣдны, носъ курносый и надъ губой виднѣлись усики. У нея былъ гортанный и непріятный голосъ, напоминавшій крикъ цесарки. Она отличалась скорѣе сухимъ, точно забронированнымъ сердцемъ, чѣмъ совсѣмъ не имѣла его; у нея бывали проблески доброты, но отнюдь не деликатности; ея умъ былъ ограниченный, понимавшій только все земное.
лась быть обвиненной в слабости хозяевами дома и повредить ему. Она старалась даже заставить его замолчать из страха, что такая продолжительная печаль может показаться неприятной тем лицам, которые отныне хотели заменить ему отца и мать. Но в одиннадцать лет люди не отличаются тактом, и уговоры, произносимые вполголоса старой женщиною, вызывали у него только новый прилив слез.
Через туманный взор своих глаз, Лоран, боязливый и дрожавший, как бесприютная птичка, украдкой изучал присутствовавших за столом.
Г-жа Добузье, кузина Лидия, точно царила за столом, сидя против своего мужа. Это была маленького роста, желтая, сморщенная, как чернослив, женщина, с черными, блестящими волосами, гладко зачесанными на лоб и соединявшимися с густыми, черными бровями, которые окаймляли её большие, круглые тоже черные глаза на выкате. Лица почти не было видно; её черты казались мужскими, губы были тонки и бледны, нос курносый и над губой виднелись усики. У неё был гортанный и неприятный голос, напоминавший крик цесарки. Она отличалась скорее сухим, точно забронированным сердцем, чем совсем не имела его; у неё бывали проблески доброты, но отнюдь не деликатности; её ум был ограниченный, понимавший только всё земное.
