те меня, по крайней мѣрѣ, изъ милости къ дорогой умершей.
Бландина, глубоко взволнованная, принялась снова плакать; Кельмаркъ тоже былъ растроганъ до глубины души.
Онъ нѣжно привлекъ къ себѣ молодую дѣвушку и по братски поцѣловалъ ее въ лобъ.
— Хорошо, пусть будетъ по твоему желанію! — прошепталъ онъ, — но сможешь ли ты никогда не раскаяться въ этомъ, никогда не упрекнуть меня за это роковое согласіе?
Когда онъ произносилъ эти послѣднія слова его голосъ дрожалъ и становился глухимъ, точно подъ угрозою какой-то роковой катастрофы.
те меня, по крайней мере, из милости к дорогой умершей.
Бландина, глубоко взволнованная, принялась снова плакать; Кельмарк тоже был растроган до глубины души.
Он нежно привлек к себе молодую девушку и по-братски поцеловал ее в лоб.
— Хорошо, пусть будет по твоему желанию! — прошептал он, — но сможешь ли ты никогда не раскаяться в этом, никогда не упрекнуть меня за это роковое согласие?
Когда он произносил эти последние слова его голос дрожал и становился глухим, точно под угрозою какой-то роковой катастрофы.
