И онъ хотѣлъ соскочить.
Но Анри помѣшалъ ему, ударивъ лошадь и отдавая ему вожжи, такъ что испуганная лошадь помчалась рысью черезъ толпу.
— Съ милостью Бога! сказалъ графъ съ презрительной улыбкой.
Точно смѣясь надъ тревогою слуги, эта лошадь, которую могли напугать кончикъ бумаги, или сухой листокъ, осторожно прорѣзала толпу, проѣхала, не выказывая ни малѣйшаго страха, среди огня, поливки воды паровыми машинами, криковъ и шума зрителей.
— Все равно, графъ, на этотъ разъ мы прекрасно проѣхали! сказалъ Ландрильонъ, когда они миновали страшное мѣсто.
Но онъ, злопамятный, пропустилъ сквозь зубы „Въ подобныхъ случаяхъ онъ свернетъ себѣ шею, въ концѣ концовъ; это его дѣло, но какое имѣетъ онъ право рисковать моей шкурою?“
Можно было, дѣйствительно, сказать, что графъ искалъ случая навлечь на себя несчастье. Что у него было за горе, если онъ презиралъ до такой степени жизнь, которую обѣ любящія женщины старались сдѣлать ему столь блестящей и пріятной?
Теперь графиня и Бландина переживали еще болѣе глубокія тревоги, чѣмъ раньше. Бѣдная бабушка надѣялась умиротворить его существованіе, удовлетворить его, самыя разорительныя фантазіи, но при такой жизни, какую онъ велъ,
И он хотел соскочить.
Но Анри помешал ему, ударив лошадь и отдавая ему вожжи, так что испуганная лошадь помчалась рысью через толпу.
— С милостью Бога! — сказал граф с презрительной улыбкой.
Точно смеясь над тревогою слуги, эта лошадь, которую могли напугать кончик бумаги, или сухой листок, осторожно прорезала толпу, проехала, не выказывая ни малейшего страха, среди огня, поливки воды паровыми машинами, криков и шума зрителей.
— Всё равно, граф, на этот раз мы прекрасно проехали! — сказал Ландрильон, когда они миновали страшное место.
Но он, злопамятный, пропустил сквозь зубы: «В подобных случаях он свернет себе шею, в конце концов; это его дело, но какое имеет он право рисковать моей шкурою?»
Можно было, действительно, сказать, что граф искал случая навлечь на себя несчастье. Что у него было за горе, если он презирал до такой степени жизнь, которую обе любящие женщины старались сделать ему столь блестящей и приятной?
Теперь графиня и Бландина переживали еще более глубокие тревоги, чем раньше. Бедная бабушка надеялась умиротворить его существование, удовлетворить его самые разорительные фантазии, но при такой жизни, какую он вел,
