— Ахъ! вы, разумѣется, m-elle Бландина! Маленькая фея, которую такъ расхваливала бабушка! — сказалъ юноша, протягивая руку камеристкѣ, я вамъ очень, очень благодаренъ за ваши заботы о ней! — прибавилъ онъ съ нѣкоторымъ смущеніемъ.
Оба они очень скоро подружились. Подъ своимъ весельемъ Бландина скрывала глубокую и страстную любовь. Не потому-ли, что она чувствовала себя привлеченной къ Кельмарку на всю жизнь, она не прибѣгала ни къ какимъ пріемамъ, благодаря которымъ женщина привязываетъ къ себѣ возлюбленнаго? Это отсутствіе кокетства способствовало даже тому, чтобы расположить къ себѣ этого робкаго и капризнаго юношу, неимѣвшаго понятія объ изяществѣ манеръ. Бывали дни, когда онъ былъ очень любезенъ съ нею; иногда же, онъ бросалъ на нее странные взгляды, или, казалось, избѣгалъ ее, даже скрывался отъ нея.
Прошло три года. Былъ май мѣсяцъ, вечерѣло. Старушка де-Кельмаркъ обѣдала одна у своей старой пріятельницы, г-жи де-Гастерлэ, какъ это она дѣлала каждый мѣсяцъ. Бландина должна была отправиться за нею къ этой дамѣ около десяти часовъ. Анри ушелъ въ свою комнату, гдѣ онъ работалъ, — или, скорѣе, дѣлалъ видъ, что работалъ, такъ какъ это время дня и года располагали его къ мечтамъ, любопытству, возбужденію нервъ.
Черезъ открытое окно молодой графъ слушалъ
— Ах! вы, разумеется, m-elle Бландина! Маленькая фея, которую так расхваливала бабушка! — сказал юноша, протягивая руку камеристке, я вам очень, очень благодарен за ваши заботы о ней! — прибавил он с некоторым смущением.
Оба они очень скоро подружились. Под своим весельем Бландина скрывала глубокую и страстную любовь. Не потому ли, что она чувствовала себя привлеченной к Кельмарку на всю жизнь, она не прибегала ни к каким приемам, благодаря которым женщина привязывает к себе возлюбленного? Это отсутствие кокетства способствовало даже тому, чтобы расположить к себе этого робкого и капризного юношу, не имевшего понятия об изяществе манер. Бывали дни, когда он был очень любезен с нею; иногда же, он бросал на нее странные взгляды, или, казалось, избегал ее, даже скрывался от неё.
Прошло три года. Был май месяц, вечерело. Старушка де Кельмарк обедала одна у своей старой приятельницы, г-жи де Гастерле, как это она делала каждый месяц. Бландина должна была отправиться за нею к этой даме около десяти часов. Анри ушел в свою комнату, где он работал, — или, скорее, делал вид, что работал, так как это время дня и года располагали его к мечтам, любопытству, возбуждению нерв.
Через открытое окно молодой граф слушал
