съ верескомъ, настойчиво вспоминаетъ о неудачной судьбѣ короля вѣяльщиковъ? Хотя Аріанъ и не совсѣмъ чужой для нея человѣкъ, — онъ не является для нея притягательной силой.
Онъ жилъ одинъ сезонъ недалеко отъ ихъ дома. Черезъ дверь риги, Блондина украдкой видала его за работой, обнаженнаго до пояса, краснаго и влажнаго, показывавшагося иногда изъ полумрака. Его мозолистое колѣно отбивало тактъ вѣялки и его тиковые панталоны въ концѣ концовъ всегда требовали заплаты на одномъ и томъ же мѣстѣ.
Блондина, двигаясь, повторяетъ, напѣвая, припѣвъ этого дня, чтобы вспомнить вѣяльщика.
Если ея сердце все же немного сжимается, въ то время, какъ она прибавляетъ шагу, это происходитъ не отъ тревоги за себя самое, но отъ чего-то вродѣ участія къ несчастному. Темноватая ночь способствуетъ этимъ неяснымъ мыслямъ. Прозрачный мракъ напоминаетъ мрачныя драгоцѣнности. Темнота блеститъ, точно ея ароматы, слишкомъ пылкіе, которыми она напоена, неожиданно зажглись. Прерывистые огоньки свѣтлячковъ сливаются съ трескомъ кузнечиковъ…
Вдругъ, въ то время, какъ маленькой запоздавшей спутницѣ кажется, что насѣкомыя повторяютъ свою безпокойную мелодію, Бландина, чувствуетъ себя грубо схваченной, опрокинутой на землю какимъ-то человѣкомъ, который скрывался
с вереском, настойчиво вспоминает о неудачной судьбе короля веяльщиков? Хотя Ариан и не совсем чужой для неё человек, — он не является для неё притягательной силой.
Он жил один сезон недалеко от их дома. Через дверь риги Бландина украдкой видала его за работой, обнаженного до пояса, красного и влажного, показывавшегося иногда из полумрака. Его мозолистое колено отбивало такт веялки, и его тиковые панталоны в конце концов всегда требовали заплаты на одном и том же месте.
Бландина, двигаясь, повторяет, напевая, припев этого дня, чтобы вспомнить веяльщика.
Если её сердце всё же немного сжимается в то время, как она прибавляет шагу, это происходит не от тревоги за себя самое, но от чего-то вроде участия к несчастному. Темноватая ночь способствует этим неясным мыслям. Прозрачный мрак напоминает мрачные драгоценности. Темнота блестит, точно её ароматы, слишком пылкие, которыми она напоена, неожиданно зажглись. Прерывистые огоньки светлячков сливаются с треском кузнечиков…
Вдруг, в то время, как маленькой запоздавшей спутнице кажется, что насекомые повторяют свою беспокойную мелодию, Бландина, чувствует себя грубо схваченной, опрокинутой на землю каким-то человеком, который скрывался
