Кельмарку прямо вмѣшаться и защитить мальчика; онъ отворачивался отъ него и удерживался даже, чтобы не сказать ему ни слова; но шутя съ Клодиной, онъ возвышалъ голосъ и Гидонъ наивно воображалъ, что графъ хочетъ, чтобы онъ его слышалъ…
Наконецъ, компанія рѣшила вернуться въ селеніе. Раздались звуки барабана. Послѣ того, какъ всѣ собрались на травѣ, босоногіе малыши Кларвача побѣжали зажигать свои факелы. Музыканты выстроились во главѣ шествія. Графъ проводилъ ихъ до главной калитки и смотрѣлъ, какъ они, подъ красивые звуки, исчезали въ большой рощѣ, находившейся между замкомъ и селеніемъ.
Клодина, опираясь на руку отца, восхваляла графа или скорѣе, его состояніе и роскошь, но не довѣряла еще фермеру главнаго плана, который она составила въ своемъ умѣ.
Юный Гидонъ, выпрямивъ голову, исполнялъ свою партію съ необыкновеннымъ мужествомъ. Его трубочка, казалось, взывала къ звѣздамъ. В ее время Гидонъ думалъ о владѣльцѣ Эскаль-Вигора. Въ отзвукахъ трубы, онъ надѣялся найти снова оттѣнокъ сострадательнаго голоса Дейкграфа, и въ туманномъ воздухѣ онъ искалъ его глубокаго взгляда. Странная противоположность: несмотря на этотъ восторгъ, бѣдняжка чувствовалъ сердце переполненнымъ, горло сжатымъ, глаза готовыми заплакать — можно было угадать
Кельмарку прямо вмешаться и защитить мальчика; он отворачивался от него и удерживался даже, чтобы не сказать ему ни слова; но шутя с Клодиной, он возвышал голос и Гидон наивно воображал, что граф хочет, чтобы он его слышал…
Наконец, компания решила вернуться в селение. Раздались звуки барабана. После того, как все собрались на траве, босоногие малыши Кларвача побежали зажигать свои факелы. Музыканты выстроились во главе шествия. Граф проводил их до главной калитки и смотрел, как они, под красивые звуки, исчезали в большой роще, находившейся между замком и селением.
Клодина, опираясь на руку отца, восхваляла графа или, скорее, его состояние и роскошь, но не доверяла еще фермеру главного плана, который она составила в своем уме.
Юный Гидон, выпрямив голову, исполнял свою партию с необыкновенным мужеством. Его трубочка, казалось, взывала к звездам. В ее время Гидон думал о владельце Эскаль-Вигора. В отзвуках трубы, он надеялся найти снова оттенок сострадательного голоса Дейкграфа, и в туманном воздухе он искал его глубокого взгляда. Странная противоположность: несмотря на этот восторг, бедняжка чувствовал сердце переполненным, горло сжатым, глаза готовыми заплакать — можно было угадать
