режетъ коровъ и овецъ въ равнинахъ Кларвача, съ этими маленькими вшивыми ребятами, которые носятъ сегодня факелы Гильдіи… Развѣ это не позоръ, графъ, когда онъ такъ сложенъ, какъ вы видите! Плакса! Онъ начинаетъ кричать, не можетъ видѣть, чтобы убивали свинью во время деревенской ярмарки или чтобы мясникъ отмѣчалъ краснымъ крестомъ спины овецъ, предназначенныхъ на бойню!.. Гидонъ похожъ на дѣвушку… Мой настоящій сынъ, это моя Клодина… Вотъ она дѣлаетъ дѣло!..
— Жаль, такъ какъ у него все же умненькій видъ! замѣтилъ Дейкграфъ, съ намѣреннымъ равнодушіемъ. Онъ чудесно играетъ на трубѣ. Почему вы не сдѣлаете изъ него музыканта?
— Ахъ, нѣтъ! Вы изволите шутить, графъ. Онъ неспособенъ отдаться чему-нибудь, что могло бы принести пользу. Ей-богу, чтобы избавиться отъ него, я хотѣлъ отдать его въ паяцы. Можетъ быть онъ сдѣлалъ бы тамъ карьеру. Въ ожиданіи этого онъ приноситъ мнѣ только расходы и огорченія. Развѣ онъ не пытался чертить углемъ на заново оштукатуренной стѣнѣ фермы подъ предлогомъ изобразить нашихъ животныхъ!
— Нѣтъ-ли у него способностей къ живописи? — прошепталъ скучающимъ тономъ Кельмаркъ, принимая видъ человѣка, удерживающаго зѣвоту.
Товарищи Гидона окружили семью Говартца и Кельмарка, забавляясь смущеніемъ маленькаго пастуха, котораго осуждалъ самъ отецъ. Това-
<span style="color:#005000" title="стережет">режет коров и овец в равнинах Кларвача с этими маленькими вшивыми ребятами, которые носят сегодня факелы Гильдии… Разве это не позор, граф, когда он так сложен, как вы видите! Плакса! Он начинает кричать, не может видеть, чтобы убивали свинью во время деревенской ярмарки или чтобы мясник отмечал красным крестом спины овец, предназначенных на бойню!.. Гидон похож на девушку… Мой настоящий сын, это моя Клодина… Вот она делает дело!..
— Жаль, так как у него всё же умненький вид! — заметил Дейкграф с намеренным равнодушием. — Он чудесно играет на трубе. Почему вы не сделаете из него музыканта?
— Ах, нет! Вы изволите шутить, граф. Он неспособен отдаться чему-нибудь, что могло бы принести пользу. Ей-богу, чтобы избавиться от него, я хотел отдать его в паяцы. Может быть он сделал бы там карьеру. В ожидании этого он приносит мне только расходы и огорчения. Разве он не пытался чертить углем на заново оштукатуренной стене фермы под предлогом изобразить наших животных!
— Нет ли у него способностей к живописи? — прошептал скучающим тоном Кельмарк, принимая вид человека, удерживающего зевоту.
Товарищи Гидона окружили семью Говартца и Кельмарка, забавляясь смущением маленького пастуха, которого осуждал сам отец. Това-
