гался назвать васъ, — снова заговорилъ бургомистръ, но присутствовавшіе все же поняли, что дѣло шло о вашей свѣтлости, когда онъ говорилъ о какихъ-то красивыхъ владѣльцахъ замковъ, которые пріѣзжаютъ изъ столицы, выказываютъ нечестивыя идеи, и отрицая всякій долгъ, подаютъ дурной примѣръ бѣднымъ прихожанамъ, издѣваясь, своими развратными нравами, надъ священнымъ таинствомъ брака! И то, и другое! Этого хватило на добрую четверть часа, по крайней мѣрѣ, намъ разсказывали намъ наши сестры, потому что ни я, ни моя семья не вступаютъ ногою въ церковь!..
Услышавъ о намекѣ на его ложное семейное положеніе графъ слегка измѣнился въ лицѣ, и его ноздри высказали даже нервный порывъ гнѣва, который не избѣгъ взгляда Клодины.
— Развѣ мы не будемъ имѣть чести быть представленными г-жѣ… или, не знаю, какъ назвать… мадемуазель?.. спросила крестьянка съ какимъ то вкрадчивымъ шепотомъ.
Новое выраженіе тайнаго неудовольствія показалось на лицѣ Кельмарка. Это облако снова не исчезло отъ взоровъ хитрой деревенской дѣвушки. „Тѣмъ лучше, подумала она, жеманница, кажется надоѣла ему!“
— Вы хотите сказать о мадемуазель Бландинѣ, моей экономкѣ, — проговорилъ Кельмаркъ веселымъ тономъ. Извините ее. Она очень занята, къ тому же она чрезвычайно конфузливая… Ей достав-
гался назвать вас, — снова заговорил бургомистр, — но присутствовавшие всё же поняли, что дело шло о вашей светлости, когда он говорил о каких-то красивых владельцах замков, которые приезжают из столицы, выказывают нечестивые идеи, и отрицая всякий долг, подают дурной пример бедным прихожанам, издеваясь, своими развратными нравами, над священным таинством брака! И то, и другое! Этого хватило на добрую четверть часа, по крайней мере, нам рассказывали нам наши сестры, потому что ни я, ни моя семья не вступают ногою в церковь!..
Услышав о намеке на его ложное семейное положение граф слегка изменился в лице, и его ноздри высказали даже нервный порыв гнева, который не избег взгляда Клодины.
— Разве мы не будем иметь чести быть представленными г-же… или, не знаю, как назвать… мадемуазель?.. спросила крестьянка с каким то вкрадчивым шепотом.
Новое выражение тайного неудовольствия показалось на лице Кельмарка. Это облако снова не исчезло от взоров хитрой деревенской девушки. «Тем лучше, — подумала она, — жеманница, кажется надоела ему!»
— Вы хотите сказать о мадемуазель Бландине, моей экономке, — проговорил Кельмарк веселым тоном. — Извините ее. Она очень занята, к тому же она чрезвычайно конфузливая… Ей достав-
