быть болѣе податливымъ и гибкимъ. Какъ иначе объяснить его долгое терпѣніе этой „особы“, этой барышни, которую проворная Клодина сейчасъ же сочла за непрошенную гостью? Разсужденіе которое придумала дѣвица, не было лишено логики: „Если эта нахалка могла покорить его и распоряжаться имъ, то какъ легко побѣдить его настоящей женщинѣ!“
Пріемы Анри не были совсѣмъ таковыми, чтобы могли разочаровать ее. Онъ выказывалъ все время какую-то лихорадочную веселость, близкую почти къ той веселости, которой отдается мыслитель чтобы забыться; онъ ухаживалъ за своей сосѣдкой и занималъ ее съ такою настойчивостью, что она вообразила, что уже достигла цѣли. Эта непринужденность Кельмарка, въ концѣ-концовъ, возмутила нѣкоторыхъ дворянчиковъ, приглашенныхъ на это странное пиршество, но они не показывали ничего и удивлялись въ душѣ на это нелѣпое соединеніе всѣхъ сословій, но уступая ему только въ виду ранга и состоянія Дейкграфа, въ его присутствіи они продолжали находить его идею необыкновенно эстетическою и восторгались ею. Мы можемъ себѣ представить, въ какихъ выраженіяхъ они разсказывали объ этомъ непристойномъ маскарадѣ пастору и его женѣ, такъ какъ они вмѣстѣ съ двумя или тремя святошами составляли всю его паству. Одинъ за другимъ они потребовали свои экипажи и быстро удалились съ ихъ жеманными женами и наслѣдницами.
быть более податливым и гибким. Как иначе объяснить его долгое терпение этой «особы», этой барышни, которую проворная Клодина сейчас же сочла за непрошенную гостью? Рассуждение которое придумала девица, не было лишено логики: «Если эта нахалка могла покорить его и распоряжаться им, то как легко победить его настоящей женщине!»
Приемы Анри не были совсем таковыми, чтобы могли разочаровать ее. Он выказывал всё время какую-то лихорадочную веселость, близкую почти к той веселости, которой отдается мыслитель чтобы забыться; он ухаживал за своей соседкой и занимал ее с такою настойчивостью, что она вообразила, что уже достигла цели. Эта непринужденность Кельмарка, в конце концов, возмутила некоторых дворянчиков, приглашенных на это странное пиршество, но они не показывали ничего и удивлялись в душе на это нелепое соединение всех сословий, но уступая ему только ввиду ранга и состояния Дейкграфа, в его присутствии они продолжали находить его идею необыкновенно эстетическою и восторгались ею. Мы можем себе представить, в каких выражениях они рассказывали об этом непристойном маскараде пастору и его жене, так как они вместе с двумя или тремя святошами составляли всю его паству. Один за другим они потребовали свои экипажи и быстро удалились с их жеманными женами и наследницами.
