Этотъ папа революціи обрекъ меня на жизнь въ гротѣ Венеры или еще лучше Ураніи.
Это высшее непониманіе, которое могло бы привести меня въ отчаяніе, внушило мнѣ чувства индивидуальнаго достоинства, даже по отношенію къ природѣ. Я черпалъ жизненныя силы, сообразно съ моей совѣстью, нуждами, въ единеніи, которое предоставляло мнѣ человѣчество; но, одинокій я испытывалъ приступы отчаянія и возмущенія, и ты теперь поймешь, моя дорогая бѣдняжка мои странныя настроенія, мои чудачества, волненія, вспышки. Да, я всегда стремился къ забвенію, и ниразъ жаждалъ смерти!
— Ты страдалъ больше меня, отвѣчала ему Бландина, когда онъ остановился, успокоенный, съ какою-то чистотою, съ лицомъ, освѣщеннымъ откровенностью, — но, по крайней мѣрѣ, ты не будешь больше страдать изъ-за меня!..
Ты обратилъ меня въ твою религію любви, я отрицаю мои послѣдніе предразсудки. Я не только извиняю тебя, но я поклоняюсь тебѣ, восторгаюсь тобою и я согласна на все, чего ты не захочешь… Будь покоенъ, Анри, ты не услышишь отнынѣ ни одной жалобы, еще менѣе упрека…
Гидонъ, котораго ты любишь тѣломъ и душой, будетъ моимъ другомъ, а я стану его сестрой. Если ты захочешь, Анри, мы покинемъ эту страну, мы уѣдемъ далеко, втроемъ, будемъ вести скромный, но отнынѣ покойный и мирный образъ жизни…
Этот папа революции обрек меня на жизнь в гроте Венеры или, еще лучше, Урании.
Это высшее непонимание, которое могло бы привести меня в отчаяние, внушило мне чувства индивидуального достоинства, даже по отношению к природе. Я черпал жизненные силы сообразно с моей совестью, нуждами, в единении, которое предоставляло мне человечество; но, одинокий, я испытывал приступы отчаяния и возмущения, и ты теперь поймешь, моя дорогая бедняжка, мои странные настроения, мои чудачества, волнения, вспышки. Да, я всегда стремился к забвению, и не раз жаждал смерти!
— Ты страдал больше меня, отвечала ему Бландина, когда он остановился, успокоенный, с какою-то чистотою, с лицом, освещенным откровенностью, — но, по крайней мере, ты не будешь больше страдать из-за меня!..
Ты обратил меня в твою религию любви, я отрицаю мои последние предрассудки. Я не только извиняю тебя, но я поклоняюсь тебе, восторгаюсь тобою и я согласна на всё, чего ты не захочешь… Будь покоен, Анри, ты не услышишь отныне ни одной жалобы, еще менее упрека…
Гидон, которого ты любишь телом и душой, будет моим другом, а я стану его сестрой. Если ты захочешь, Анри, мы покинем эту страну, мы уедем далеко, втроем, будем вести скромный, но отныне покойный и мирный образ жизни…
