съ такъ называемыми нарушителями и плюнуть въ лицо всѣмъ этимъ безупречнымъ честнымъ людямъ!
Какъ я страдалъ тоже, когда начинался разговоръ о галантности и большомъ состояніи! Я принужденъ былъ смѣяться, вмѣшиваться въ эти смѣшныя исторіи и даже разсказывать въ свою очередь какую нибудь вольную шутку и свободную сальность, и мое сердце разрывалось на части и я упрекалъ себя въ трусливомъ соучастіи.
Огненный пастухъ, легенду котораго ты слышала, какъ я разсказывалъ, тогда, отказался отправиться въ паломничество въ Римъ, чтобы броситься къ ногамъ папы и вымолить себѣ прощеніе. Этотъ грѣшникъ отвергалъ всякаго судью между своей совѣстью и толпой. Я былъ гораздо несчастнѣе. Однажды я написалъ одному извѣстному революціонеру, одному изъ этихъ носителей факеловъ, которые находятся во главѣ каждаго вѣка и которые мечтаютъ о мірѣ братства, счастья и любви. Я просилъ у него совѣта по поводу моего состоянія души, подъ видомъ состоянія одного изъ моихъ друзей. Человѣкъ, отъ котораго я ждалъ утѣшенія, мирныхъ словъ, признака терпимости, отвѣтилъ мнѣ письмомъ анаѳемы и запрещенія. Онъ крикнулъ рака на перебѣжчика духовной любви, выказывая себя столь же безжалостнымъ для избранныхъ существъ, какъ папа изъ легенды о рыцарѣ Тангейзера. Ахъ! ахъ!
с так называемыми нарушителями и плюнуть в лицо всем этим безупречным честным людям!
Как я страдал тоже, когда начинался разговор о галантности и большом состоянии! Я принужден был смеяться, вмешиваться в эти смешные истории и даже рассказывать в свою очередь какую нибудь вольную шутку и свободную сальность, и мое сердце разрывалось на части, и я упрекал себя в трусливом соучастии.
Огненный пастух, легенду которого ты слышала, как я рассказывал тогда, отказался отправиться в паломничество в Рим, чтобы броситься к ногам папы и вымолить себе прощение. Этот грешник отвергал всякого судью между своей совестью и толпой. Я был гораздо несчастнее. Однажды я написал одному известному революционеру, одному из этих носителей факелов, которые находятся во главе каждого века и которые мечтают о мире братства, счастья и любви. Я просил у него совета по поводу моего состояния души, под видом состояния одного из моих друзей. Человек, от которого я ждал утешения, мирных слов, признака терпимости, ответил мне письмом анафемы и запрещения. Он крикнул рака на перебежчика духовной любви, выказывая себя столь же безжалостным для избранных существ, как папа из легенды о рыцаре Тангейзера. Ах! ах!
