маю, что ты не должна была бы искать далеко… Вотъ Ландрильонъ…
Несчастный Кельмаркъ!
Въ своемъ желаніи возмутиться и оскорбиться, онъ причинялъ Бландинѣ самую ужасную обиду. Ахъ, несчастный! Онъ даже не подозрѣвалъ о самой большой жертвѣ, которую она ему принесла! Лишеніе состоянія не имѣло ничего сходнаго съ этой другой жертвой! Какой демонъ вложилъ въ проклинавшія уста графа послѣднее имя, которое онъ только что произнесъ.
Кельмаркъ не долженъ былъ никогда узнать, до какой степени онъ былъ ужасенъ въ этотъ моментъ, но едва только имя Ландрильона слетѣло съ его устъ, какъ какая-то слабость охватила его, такъ какъ блѣдное лицо Бландины, ея умоляющіе глаза объяснили ему отчасти, какой ударъ онъ нанесъ ей.
Онъ подхватилъ ее, лишавшуюся чувствъ.
— Дорогая моя, это не я говорилъ. Прости меня. Это какое-то мучительное прошлое, позорная тайна, мои чрезмѣрныя чувства мстятъ за себя.
И чтобы вымолить ея прощеніе, онъ произнесъ большую исповѣдь, или вѣрнѣе нарисовалъ цѣлую картину своей внутренней жизни.
Вспоминая мрачныя состоянія своей души онъ становился жестокимъ и властнымъ, какъ еще незадолго до этого, затѣмъ снова начиналъ ласкать ее, и его насмѣшливая экзальтація сливалась временами съ какимъ-то безуміемъ.
маю, что ты не должна была бы искать далеко… Вот Ландрильон…
Несчастный Кельмарк!
В своем желании возмутиться и оскорбиться, он причинял Бландине самую ужасную обиду. Ах, несчастный! Он даже не подозревал о самой большой жертве, которую она ему принесла! Лишение состояния не имело ничего сходного с этой другой жертвой! Какой демон вложил в проклинавшие уста графа последнее имя, которое он только что произнес.
Кельмарк не должен был никогда узнать, до какой степени он был ужасен в этот момент, но едва только имя Ландрильона слетело с его уст, как какая-то слабость охватила его, так как бледное лицо Бландины, её умоляющие глаза объяснили ему отчасти, какой удар он нанес ей.
Он подхватил ее, лишавшуюся чувств.
— Дорогая моя, это не я говорил. Прости меня. Это какое-то мучительное прошлое, позорная тайна, мои чрезмерные чувства мстят за себя.
И чтобы вымолить её прощение, он произнес большую исповедь, или вернее нарисовал целую картину своей внутренней жизни.
Вспоминая мрачные состояния своей души он становился жестоким и властным, как еще незадолго до этого, затем снова начинал ласкать ее, и его насмешливая экзальтация сливалась временами с каким-то безумием.
