нѣжно проникаютъ въ мою грудь и разрываютъ ногтями мое сердце. О, мой Этьенъ, я умираю, при мысли, что она поцѣлуетъ тебя въ уста, что она увезетъ тебя далеко отсюда и что мнѣ придется уступить тебя навсегда этой похитительницѣ моей жизни.
Этьенъ улыбался, немного все же смущенный старался образумить пастуха:
— Ты съ ума сошелъ, мои чувства къ тебѣ не измѣнятся. Посмотри, развѣ я перемѣнился къ тебѣ? Мы будемъ дружны, какъ и прежде. Ты отправишься за нами.
Но бѣднякъ не могъ успокоиться.
По мѣрѣ того, какъ приближался роковой день Жераръ чахнулъ, лишался аппетита, оставался недовольнымъ всѣмъ, чѣмъ восторгался раньше пренебрегалъ стадомъ, и его обращеніе стало столь необычайнымъ, что его хозяева послали его къ священнику. Можетъ быть, кто-нибудь сглазилъ его! пастухи всѣ немного колдуны и могутъ подвергнуться сами недоброжелательности имъ подобныхъ. Правдивый Жераръ по простотѣ повѣдалъ о своемъ горѣ священнику. При первомъ же словѣ, которое услыхалъ отъ него святый человѣкъ, онъ заворчалъ: — Уходи, проклятой человѣкъ. Твое присутствіе непріятно мнѣ. Я не знаю что меня удерживаетъ отдать тебя въ руки судьи, герцога Брабантскаго… и сжечь тебя на площади какъ это дѣлали съ тебѣ подобными… ты долженъ сейчасъ же удалиться. Твое преступленіе выклю-
нежно проникают в мою грудь и разрывают ногтями мое сердце. О, мой Этьен, я умираю, при мысли, что она поцелует тебя в уста, что она увезет тебя далеко отсюда и что мне придется уступить тебя навсегда этой похитительнице моей жизни.
Этьен улыбался, немного всё же, смущенный, старался образумить пастуха:
— Ты с ума сошел, мои чувства к тебе не изменятся. Посмотри, разве я переменился к тебе? Мы будем дружны, как и прежде. Ты отправишься за нами.
Но бедняк не мог успокоиться.
По мере того, как приближался роковой день, Жерар чахнул, лишался аппетита, оставался недовольным всем, чем восторгался раньше, пренебрегал стадом, и его обращение стало столь необычайным, что его хозяева послали его к священнику. Может быть, кто-нибудь сглазил его! пастухи все немного колдуны и могут подвергнуться сами недоброжелательности им подобных. Правдивый Жерар по простоте поведал о своем горе священнику. При первом же слове, которое услыхал от него святый человек, он заворчал: — Уходи, проклятой человек. Твое присутствие неприятно мне. Я не знаю что меня удерживает отдать тебя в руки судьи, герцога Брабантского… и сжечь тебя на площади, как это делали с тебе подобными… ты должен сейчас же удалиться. Твое преступление выклю-
