казано, умомъ и чувствомъ общую массу этихъ грубыхъ жителей острова…
Графъ вполнѣ въ правѣ поступать такъ съ мальчикомъ, который становится все болѣе и болѣе достойнымъ его доброты…
— Да, согласенъ, но господинъ нашъ преувеличиваетъ свое покровительство. Онъ не замѣчаетъ уже границъ; онъ выказываетъ, дѣйствительно, слишкомъ много нѣжности этому сопляку. Графъ Кельмаркъ не можетъ афишировать себя такимъ образомъ, чортъ возьми! съ какимъ-то пастухомъ коровъ и свиней…
— Еще разъ, что вы хотите этимъ сказать? Вмѣсто всякаго отвѣта, Ландрильонъ опустилъ руки въ карманъ и началъ насвистывать, смотря по сторонамъ, какую-то пародію на романсъ маленькаго пастуха.
Затѣмъ онъ вышелъ, воображая, что пока онъ сказалъ достаточно.
Бландина, оставшись одна, начала плакать. Не думая ничего дурного, она не могла никакъ успокоиться, и постоянно огорчалась по поводу сильной близости графа съ его любимцемъ. Она напрасно уговаривала и убѣждала себя радоваться на перемѣну, происшедшую въ Кельмаркѣ, на его дѣятельность, жизнерадостность. Она все же сожалѣла, что это моральное выздоровленіе совершилось не благодаря ей, но по какому-то чуду, совершенному этимъ юнымъ непрошеннымъ гостемъ.
казано, умом и чувством общую массу этих грубых жителей острова…
Граф вполне в праве поступать так с мальчиком, который становится всё более и более достойным его доброты…
— Да, согласен, но господин наш преувеличивает свое покровительство. Он не замечает уже границ; он выказывает, действительно, слишком много нежности этому сопляку. Граф Кельмарк не может афишировать себя таким образом, чёрт возьми! с каким-то пастухом коров и свиней…
— Еще раз, что вы хотите этим сказать? — Вместо всякого ответа, Ландрильон опустил руки в карман и начал насвистывать, смотря по сторонам, какую-то пародию на романс маленького пастуха.
Затем он вышел, воображая, что пока он сказал достаточно.
Бландина, оставшись одна, начала плакать. Не думая ничего дурного, она не могла никак успокоиться и постоянно огорчалась по поводу сильной близости графа с его любимцем. Она напрасно уговаривала и убеждала себя радоваться на перемену, происшедшую в Кельмарке, на его деятельность, жизнерадостность. Она всё же сожалела, что это моральное выздоровление совершилось не благодаря ей, но по какому-то чуду, совершенному этим юным непрошенным гостем.
