молодая женщина, останавливаясь на первой ступени лѣстницы.
— Безполезно разыгрывать изъ себя святошу.
Что мы знаемъ, то знаемъ!.. Ты была его любовницей, не отрицай, пожалуйста.
— Ландрильонъ!
— Это извѣстно всѣмъ въ Зоудбертингѣ и даже по всему Смарагдису. Пасторъ Балтусъ Бомбергъ не перестаетъ трезвонить въ церкви противъ развратницы графа.
Раздумавъ итти по лѣстницѣ, она вернулась, сѣла на стулъ, совсѣмъ лишаясь чувствъ, почти умирая отъ мукъ и позора.
Звуки рояля нарушили безмолвіе, которое они оба хранили.
Гидонъ исполнялъ тамъ наверху своимъ простымъ, искренно взволнованнымъ и еще немного неустановившимся голосомъ, но съ необыкновеннымъ оттѣнкомъ — балладу о потерпѣвшимъ кораблекрушеніе, а Кельмаркъ аккомпанировалъ ему на рояли.
Тѣло Бландины, потрясаемое рыданіями, съ какой-то мукой, отвѣчало на ритмъ пѣсни. Можно было бы подумать, что голосъ молодого крестьянина, въ концѣ-концовъ, опечалилъ ее.
Слушая мальчика, слуга двусмысленно улыбнулся и съ какимъ то ироническимъ взглядомъ посматривалъ на несчастную Бландину.
— Послушайте, сказалъ онъ, любезнымъ тономъ, дотрагиваясь до ея плеча, не надо больше ссориться.
молодая женщина, останавливаясь на первой ступени лестницы.
— Бесполезно разыгрывать из себя святошу.
Что мы знаем, то знаем!.. Ты была его любовницей, не отрицай, пожалуйста.
— Ландрильон!
— Это известно всем в Зоудбертинге и даже по всему Смарагдису. Пастор Балтус Бомберг не перестает трезвонить в церкви против развратницы графа.
Раздумав идти по лестнице, она вернулась, села на стул, совсем лишаясь чувств, почти умирая от мук и позора.
Звуки рояля нарушили безмолвие, которое они оба хранили.
Гидон исполнял там наверху своим простым, искренно взволнованным и еще немного неустановившимся голосом, но с необыкновенным оттенком — балладу о потерпевшем кораблекрушение, а Кельмарк аккомпанировал ему на рояли.
Тело Бландины, потрясаемое рыданиями, с какой-то мукой, отвечало на ритм песни. Можно было бы подумать, что голос молодого крестьянина, в конце концов, опечалил ее.
Слушая мальчика, слуга двусмысленно улыбнулся и с каким то ироническим взглядом посматривал на несчастную Бландину.
— Послушайте, — сказал он любезным тоном, дотрагиваясь до её плеча, — не надо больше ссориться.