вовался, развивалъ свои необыкновенныя природныя данныя, сильная любовь Кельмарка къ ученику становилась исключительной, даже подозрительной и почти эгоистичной. Анри счелъ своей привилегіей образовывать этотъ характеръ, наслаждаться этой превосходной натурой, которая стала бы его наилучшимъ произведеніемъ, вдыхать въ себя эту чудесную душу. Онъ бережно культивировалъ ее, точно какіе-нибудь необузданные садовники, которые могли бы убить любопытнаго или временнаго конкурента, желавшаго проникнуть въ ихъ садъ. Между ними образовывалась нѣжная дружба. Они удовлетворяли другъ-друга. Гидонъ, очарованный, не мечталъ объ иномъ раѣ, какъ о замкѣ Эскаль-Вигоръ. Слава, забота объ извѣстности не представляли значенія въ ихъ жизни настоящихъ художниковъ.
Къ тому же Кельмаркъ видѣлъ достаточно соціальную и поверхностную жизнь такъ называемыхъ художниковъ. Онъ зналъ тщету художественныхъ репутацій, проституцію славы, несправедливость успѣха, мерзкіе поступки критики, соперничества между врагами, болѣе жестокія и ужасныя, чѣмъ соперничества между скупыми торговцами.
Бландина, немного недовѣрчивая, любезно отнеслась къ этому товарищу графа. Довольная тѣмъ счастіемъ, которое юный Говартцъ доставлялъ Анри, она привѣтливо встрѣчала его, хотя иногда не обнаруживала большого восторга. Въ глу-
вовался, развивал свои необыкновенные природные данные, сильная любовь Кельмарка к ученику становилась исключительной, даже подозрительной и почти эгоистичной. Анри счел своей привилегией образовывать этот характер, наслаждаться этой превосходной натурой, которая стала бы его наилучшим произведением, вдыхать в себя эту чудесную душу. Он бережно культивировал ее, точно какие-нибудь необузданные садовники, которые могли бы убить любопытного или временного конкурента, желавшего проникнуть в их сад. Между ними образовывалась нежная дружба. Они удовлетворяли друг друга. Гидон, очарованный, не мечтал об ином рае, как о замке Эскаль-Вигор. Слава, забота об известности не представляли значения в их жизни настоящих художников.
К тому же Кельмарк видел достаточно социальную и поверхностную жизнь так называемых художников. Он знал тщету художественных репутаций, проституцию славы, несправедливость успеха, мерзкие поступки критики, соперничества между врагами, более жестокие и ужасные, чем соперничества между скупыми торговцами.
Бландина, немного недоверчивая, любезно отнеслась к этому товарищу графа. Довольная тем счастьем, которое юный Говартц доставлял Анри, она приветливо встречала его, хотя иногда не обнаруживала большого восторга. В глу-
