употребления лежит отчасти в том, что понятию причины, как и бесчисленным другим понятиям в метафизике и морали, придают слишком широкое значение; отчасти же он заключается в забвении того, что хотя закон причинности — предположение, которое мы приносим с собою в мир и которое делает возможным воззрение внешних для нас вещей, но именно потому мы не вправе значение этого вытекающего из самого устройства нашей познавательной способности основного закона распространять также и вне последней и независимо от нее, как самодовлеющий вечный порядок мира и всего бытия.
Так как закон достаточного основания становления находит себе применение только при изменениях, то нельзя здесь не упомянуть, что уже древние философы ставили вопрос: когда, в какой промежуток времени происходит изменение? Ведь оно не может совершаться тогда, когда прежнее состояние еще продолжается, не может оно совершаться и после того, как уже наступило новое состояние; если же мы отведем для него известное время между ними обоими, то в этот промежуток тело не должно было бы находиться ни в первом, ни во втором состоянии; например, умирающий не был бы ни мертв, ни жив, тело не было бы ни в покое, ни в движении, — а это абсурд. Все затруднения и мудрствования по этому вопросу сопоставлены у Секста Эмпирика (Adv. Mathem. lib. IX, 267—271, et Hypot., III, c. 14); есть кое-что об этом и у Геллия, (L. VI, с. 13). Платон отделался от этого трудного пункта довольно cavalièrement, утверждая в Пармениде (стр. 138 Bip.), что изменение происходит вдруг и совсем не наполняет никакого времени: оно совершается в εξαιφνης (in repentino), которое он называет ατοπος φυσις, εν χρονῳ ουδεν ουσα, т. e. чудесным безвременным существом (наступающим однако во времени).
Остроумию Аристотеля суждено было разрешить этот трудный вопрос; он основательно и подробно исполнил это в 6-й книге Физики (гл. 1—8). Его доказательство, что ни одно изменение не совершается вдруг (εξαιφνης Платона), а каждое из них происходит лишь постепенно и притом наполняет собою известный промежуток времени, — это доказательство всецело построено на основе чистого априорного воззрения пространства и времени; но зато и вышло оно очень тонко. Самое существенное в этой
