характер последовательности познается только из необходимости следования действия за причиной, — с другим его утверждением, что эмпирическим критерием того, которое из двух состояний причина и которое — действие, является простая последовательность (Крит. чист. раз., I изд., стр. 203; V изд,, стр. 249)? Кто же не видит здесь явного круга?
Если бы объективный характер последовательности познавался только из причинности, то он был бы мыслим лишь в качестве последней и был бы ничем иным, кроме нее. Ибо если бы объективность была еще чем-нибудь другим, то она имела бы также и другие отличительные признаки, по которым ее и можно было бы узнавать — но это Кант отрицает. Следовательно, если бы Кант был прав, нельзя было бы говорить: «это состояние — действие другого; поэтому оно следует за ним». Нет, следовать и быть действием было бы одно и то же, и поставленное в кавычках предложение оказалось бы тавтологией. И если бы таким образом была уничтожена разница между последовательностью и последствием, то вышло бы, что прав Юм, который считал всякое последствие простою последовательностью и, значит, тоже отрицал эту разницу.
Итак, доказательство Канта следовало бы ограничить в том смысле, что мы эмпирически познаем только действительность последовательности: но так как мы сверх того в известных рядах событий познаем также и необходимость ее и даже до всякого опыта знаем, что каждое возможное событие должно иметь определенное место в каком-нибудь из этих рядов, — то уже отсюда вытекают реальность и априорность причинного закона. Единственно правильным доказательством априорности является то, которое я привел выше, в § 21.
С учением Канта, что объективная последовательность возможна и познаваема только через посредство причинной связи, параллельно другое, — именно то, что сосуществование возможно и познаваемо, только благодаря взаимодействию; это второе учение изложено в Критике чистого разума под заглавием «Третья аналогия опыта». Кант заходит здесь так далеко, что говорит: «сосуществование явлений, которые не находились бы во взаимодействии друг с другом, а разделялись бы, например, между собою пустым пространством, не могло бы быть предметом возможного восприятия» (это было бы априорным доказательством того, что между неподвижными звездами нет пустого пространства). Он говорит далее: «свет, который играет между нашим глазом и мировыми телами» (это выражение подставляет такое
