Они говорят: «эти принципы, или познания из чистого разума — выражения абсолютной возможности вещей, aeternae veritates, источники онтологии: они царят над миропорядком, как фатум над богами древних». Кант же говорит: это просто формы нашего интеллекта, законы не бытия вещей, а только наших представлений о них, и распространяются они поэтому лишь на наше восприятие вещей, но не могут идти далее возможного опыта, на что́ метит 1-й тезис. Именно априорность этих познавательных форм, которая зиждется лишь на субъективном их происхождении, отрезывает нас навсегда от познания сущности вещей и ограничивает миром простых явлений, так что мы никогда не можем познать не только a priori, но даже и a posteriori, внутреннее бытие вещей. Поэтому метафизика невозможна, и ее место заступает критика чистого разума. Здесь Кант выступает победоносным сокрушителем старого догматизма; поэтому новейшие догматические попытки должны были избрать совершенно иной путь сравнительно со старыми, и согласно с целью настоящей «критики» я должен теперь оправдать свой собственный догматизм. При более точном разборе приведенной выше аргументации Канта оказывается, что самое основное ее допущение содержит в себе petitionem principii; она лежит в следующем суждении (высказанном особенно ясно в Пролегоменах, § 1): «источник метафизики должен быть отнюдь не эмпирическим, ее основные принципы и понятия никоим образом не должны почерпаться из опыта, все равно — внешнего, или внутреннего». Однако для доказательства этого кардинального утверждения не приводится ничего, кроме этимологической ссылки на термин «мета-физика». В действительности дело обстоит так: мир и наше собственное бытие представляются нам роковой загадкой; и вот без дальнейших рассуждений принимается, что решение этой загадки не может быть дано основательным уразумением самого мира, а что его нужно искать в чем-то, совершенно от мира отличном (ибо именно это означает «за пределами возможного опыта»); далее — что из этого решения должно быть исключено все, о чем мы можем иметь какое-нибудь непосредственное знание (ибо таков смысл «возможного опыта, внутреннего и внешнего»); наконец, что этой разгадки нужно искать скорее в том, чего мы можем достигнуть лишь косвенно, а именно — путем заключения из всеобщих априорных положений. И вот, коль скоро исключен был таким образом главный источник познания и заперт прямой путь к истине, нечего удивляться, что догматические попытки не имели успеха, и Кант мог доказывать необходимость такой
