Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/623

Эта страница была вычитана


— 441 —

почти синоним понятия «совокуппный», которое означает, что в данном случае, или индивиде представлены и, значит, существуют налицо все предикаты, лежащие в понятии его рода. Поэтому слово «совершенство», употребляемое абсолютно и in abstracto, не имеет никакого смысла, как и болтовня о «всесовершеннейшем существе» и т. п. Все это — пустое словоизвержение. Тем не менее в прошлом столетии это понятие совершенства было ходячей монетой, краеугольным камнем, на котором держалось почти все морализирование и даже теологизирование. У всякого оно было на устах, так что под конец дело дошло прямо до неприличия. Даже лучшие писатели того времени, как, например, Лессинг, вязли самым плачевным образом в этих совершенствах и несовершенствах. При этом каждая сколько-нибудь мыслящая голова не могла не чувствовать, что это понятие лишено всякого положительного содержания, так как подобно алгебраическому символу, означает просто отношение in abstracto. — Кант, как я уже сказал, выделив несомненный и великий этический смысл поступков из области явления и его законов, признал в нем нечто, относящееся к вещи в себе, подлинной реальности мира, — тогда как явление, т. е. пространство, время и все, что́ их наполняет и связывается в них по закону причинности, он изобразил хрупким и пустым сновидением.

Да послужит это краткое и вовсе не исчерпывающее своего предмета введение свидетельством моего уважения к великим заслугам Канта. Я написал эти строки как ради собственного удовлетворения, так и для того, чтобы воскресить заслуги Канта в памяти тех, кто захочет следовать за мной в беспристрастном раскрытии его ошибок, к которому я теперь и перехожу.


Что великое дело Канта должно было сопровождаться и великими ошибками, явствует уже с исторической точки зрения. В самом деле: хотя он произвел величайшую революцию в философии, положив конец господствовавшей в течение четырнадцати столетий схоластике (в широком смысле этого слова), и открыл новую, третью эпоху в мировой философии, однако непосредственный результат его появления был почти отрицателен: так как он не оставил законченной новой системы, за которую его последователям можно было бы хоть на известное время ухватиться, то все чувствовали, что произошло нечто великое, но никто не знал — что. Все прекрасно видели, что вся предшествовавшая фи-