тим свои взоры на тех, которые преодолели мир, в которых воля, достигнув полного самопознания, вновь нашла себя во всем и затем свободно сама себя отринула, и которые ожидают только момента, когда они увидят, как исчезнет ее последняя искра и с нею тело, которое она животворит, — то вместо беспрестанной борьбы и сутолоки, вместо вечного перехода от желания к страху и от радости к страданию, вместо никогда неудовлетворяемой и никогда не замирающей надежды — в чем и проходит сон жизни волящего человека — вместо всего этого, нам предстанет тот мир, который выше всякого разума, та полная тишь духа, тот глубокий покой, несокрушимое упование и ясность, одно только отражение которых на лице, как его воспроизвели Рафаэль и Корреджио, есть полное и надежное Евангелие: осталось только познание, воля исчезла. Мы же взираем тогда с мучительной и глубокой тоской на это состояние, рядом с которым наше положение, горестное и безотрадное, является в силу контраста во всем своем свете. Тем не менее, такое зрелище — единственное, которое может нас надолго успокоить, если мы, с одной стороны, позна̀ем, что неисцелимое страдание и бесконечное горе присущи проявлению воли, миру, и с другой стороны — увидим, как с уничтожением воли испаряется мир и пред нами остается одно только пустое ничто. Вот, следовательно, каким путем, — путем созерцания жизни и подвижничества святых, которых встретить в личном опыте, конечно, редко удается, но которых ставит перед нашими глазами их записанное житие и запечатленное внутренней правдой искусство, — вот чем должны мы рассеивать мрачное впечатление того «ничто», которое, как последняя грань, парит вослед всякой добродетели и святости и которого мы боимся, как дети боятся темноты; и не следует его обходить, как это делают индусы посредством своих мифов и бессодержательных слов, вроде погружения в Браму или Нирваны буддистов. Мы, напротив, открыто исповедуем: то, что остается после окончательного упразднения воли для всех тех, кто еще исполнен воли, есть, конечно, ничто. Но и наоборот: для того, чья воля обратилась назад и отринула себя, этот наш столь реальный мир со всеми его солнцами и млечными путями — ничто[1].
- ↑ В этом и состоит Прадшна-Парамита буддистов, „по ту сторону всякого познания“, т. е. пункт, где нет больше субъекта и объекта. (См. Я. И. Шмидт, „О Махаджане и Прадшна-Парамите“).
