человека, вовеки чуждое животному, так как ее, этой возможности, условием является обдуманность разума, которая позволяет, независимо от впечатлений настоящего, озирать жизнь в ее целом. Животное лишено всякой возможности свободы, как лишено даже и возможности действительного, т. е. обдуманного выбора решений, предваряемого законченным конфликтом мотивов, которые для этого должны были бы быть отвлеченными представлениями. Поэтому с такою же точно необходимостью, с какою камень падает на землю, голодный волк вонзает свои зубы в мясо дичины, не имея возможности познать, что он одновременно и терзаемый, и терзающий. Необходимость — царство природы, свобода — царство благодати.
Так как (мы это видеди) самоупразднение воли исходит из познания, а всякое познание и понимание, как такие, не зависят от произвола, то и описанное отрицание хотения, описанное приобщение к свободе не может быть вызвано преднамеренно, а вытекает из сокровеннейшего отношения в человеке познания к хотению и потому наступает внезапно, как бы наитием. Поэтому-то церковь и назвала его действием благодати; но так как последнее еще обусловлено, с ее точки зрения, восприятием благодати, то и действие квиетива в конце концов все еще свободный акт воли. И так как в результате подобного действия благодати в корне изменяется и преобразуется все существо человека, так что он ничего уже не желает из всего того, чего до сих пор так страстно хотел, и ветхий человек, действительно, как бы совлекается в нем для нового, то церковь этот результат действия благодати и назвала возрождением. Ибо то, что она именует естественным человеком, отказывая ему во всякой способности к добру, — это именно и есть воля к жизни, которая должна быть отринута, если мы хотим достигнуть искупления от бытия, подобного нашему. За нашим бытием скрывается нечто иное, — и это последнее становится для нас доступным только в силу того, что мы совлекаем с себя мир.
Не следуя закону основания и имея в виду не индивидуума, а идею человека в ее единстве, христианское вероучение символизирует природу, утверждение воли к жизни — в лице Адама, чей грех, унаследованный нами, т. е. наше единство с ним в идее, выражаемое во времени узами рождения, делает нас всех сопричастными страданию и вечной смерти, — между тем как благодать, отрицание воли, искупление оно символизирует в лице вочеловечившегося Бога, который, будучи свободен от всякой греховности, т. е. от всякой воли к жизни, не мог поэто-
