цвет не оживлял и не укреплял воли, которой оно является выражением и зеркалом. Так налагает он на себя пост, прибегает даже и к самобичеванию и самоистязанию, чтобы постоянными лишениями и мукой все сильнее и сильнее сокрушать и убивать волю, в которой он видит источник страдальческого бытия — и своего, и мира, и которой за это гнушается. Когда же, наконец, приходит к нему смерть, разрешающая это проявление той воли, сущность которой, вследствие свободного самоотрицания, умерла в нем уже давно, кроме слабого остатка ее — одушевленности тела, то смерть встречает он с великой радостью, как желанное искупление. С нею кончается здесь, не как у других, одно лишь явление, — здесь уничтожается самая сущность, которая только в явлении и только посредством него имело слабое бытие[1]: здесь разрывается смертью и эта последняя хрупкая связь. Для того, кто находит себе такой конец, в то же время кончается и мир.
И все то, что я изобразил здесь слабым языком и только в общих чертах, вовсе не есть самодельная философская побасенка, и не со вчерашнего дня существует оно: нет, такова была завидная жизнь очень многих святых и прекрасных душ среди христиан и, еще более, среди индусов и буддистов, а также и среди последователей других вероучений. При всем различии тех догматов, какие запечатлелись в разуме подобных людей, — внутреннее, непосредственное, интуитивное познание, которое одно может быть источником всякой добродетели и святости, совершенно одинаково выражалось у них всех в образе жизни. Ибо и здесь обнаруживается столь важное для всего нашего рассуждения и всюду проявляющееся, хотя до сих пор слишком мало замечаемое, великое различие между интуитивным и отвлеченным познанием. Между тем и другим лежит глубокая пропасть, через которую ведет, в смысле познания сущности мира, одна только философия. В самом деле: интуитивно ли, или in concreto — но всякий, собственно говоря, сознает все философские истины; претворить же их в отвлеченное знание, в рефлексию,
- ↑ Эта мысль выражена прекрасным сравнением в древнем сочинении санскритской философии „Sankhya Karica“: „все-таки душа остается некоторое время облеченной в тело, — так колесо гончарного станка, благодаря полученному раньше толчку, еще продолжает вертеться, когда посудина уже готова. Только когда просветленная душа разлучается с телом и для нее исчезает природа, — тогда наступает ее полное искупление“. Colebrooke „On the philosophy of the Hindus: Miscellaneous estays“, т. I, стр. 259. То же в „Sankhya Karica by Horace Wilson“, § 67, стр. 184.
