Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/547

Эта страница была вычитана


— 365 —

Ибо воля — его, и какова воля, таков и мир. Ответственность за бытие и свойства этого мира может нести только он сам, мир, никто другой, ибо разве пожелает другой взять ее на себя? — Кто хочет знать, чего в моральном отношении стоят люди в целом и вообще, пусть взглянет на их участь в целом и вообще. Она представляет собою нужду, несчастье, скорбь, муки и смерть. Царит вечное правосудие: если бы люди, в целом, не были так низки, то их участь, в целом, не была бы так грустна. В этом смысле мы можем сказать: мир сам есть Страшный суд. Если бы можно было все горе мира положить на одну чашку весов, а всю вину мира на другую, то весы наверное остановились бы неподвижно.

Но, конечно, познание в том виде, какой оно, выросшее из воли для ее услуг, получает у индивидуума в качестве такого, представляет себе мир иначе, чем он в конце концов раскрывается перед исследователем, узнающим в нем объектность той всеединой воли к жизни, которой является он сам: нет, взоры несведущего индивидуума застилает, по выражению индусов, пелена Майи, и мерещится ему, вместо вещи в себе, одно лишь явление, во времени и пространстве, этом principio individuationis, и в остальных видах закона основания; и в этой форме своего ограниченного познания открывает он не сущность вещей, которая едина, а ее проявления — разделенные, разлученные, неисчислимые, многоразличные и даже противоположные. И кажется ему тогда, что наслаждение — одно, а страдание нечто совсем другое, что этот человек мучитель и убийца, а тот — страстотерпец и жертва, что злоба одно, а зло — другое. Он видит, что один живет в довольстве, изобилии и роскоши, а в то же время у его порога умирает другой в муках лишений и холода. И он спрашивает себя: где же возмездие? И сам он в страстном порыве воли, который составляет его источник и его сущность, набрасывается на утехи и радости жизни, держит их в тесных объятиях и не подозревает, что именно этим актом своей воли он привлекает и крепко прижимает к себе все те муки и горести жизни, зрелище которых приводит его в содрогание. Он видит зло, он видит злобу в мире, но далекий от сознания, что обе они — только различные стороны проявления единой воли к жизни, он считает их совершенно различными и даже противоположными и часто пытается с помощью злобы, т. е. причинения чужого страдания, избегнуть зла, страданья собственной индивидуальности, — охваченный principio individuationis, обманутый пеленою Майи. Ибо как среди бушую-