только желания и умения, самих по себе, еще недостаточно, и человек должен также знать, чего он хочет, и знать, что он может: только таким образом проявит он характер и только тогда может он совершить нечто настоящее. Покуда же он этого не достиг, — он, несмотря на естественную последовательность эмпирического характера, бесхарактерен, и хотя в общем, влекомый своим демоном, должен оставаться верным себе и пройти свое поприще, он опишет все-таки не прямую, а волнистую, неровную линию, будет колебаться, отступать, возвращаться, обрекать себя раскаянию и муке, — и все это потому, что он видит перед собою, в больших и малых размерах, столь много доступного и возможного для человека и все же не знает, что́ именно во всем этом единственно подходит к нему, исполнимо для него и даже ему по душе. Он поэтому будет завидовать иным людям в их положении и обстоятельствах, которые между тем соответствуют только их характеру, а не его, и в которых он чувствовал бы себя несчастным, — даже, быть может, и не вынес бы их. Ибо как рыбе хорошо только в воде, птице — только в воздухе, кроту — только под землей, так и всякий человек чувствует себя хорошо только в подходящей атмосфере: так, например, не всякому дышится легко в придворном воздухе. Недостаточно понимая это, иной будет делать всякого рода неудачные попытки, будет в отдельных случаях насиловать свой характер, а в целом все-таки должен будет ему уступить; и то, чего он с трудом достигнет вопреки своей природе, не доставит ему никакого удовольствия; то, чему он на этом пути научится, останется мертво; и даже в этическом отношении, поступок, рожденный у него не из чистого, непосредственного порыва, а из понятия, из догмата, для его характера слишком благородный, вызовет потом эгоистическое раскаяние и оттого потеряет всякую цену даже в его собственных глазах. Velle non discitur. Подобно тому как в непреклонности чужих характеров мы убеждаемся лишь на опыте, а до тех пор по-детски верим, будто разумные убеждения, просьбы и мольбы, пример и великодушие могут довести всякого до того, что он отречется от своей природы, изменит свое поведение, отклонится от своего образа мыслей или даже расширит свои способности, — так же точно бывает и по отношению к нам самим. Только из опыта мы узнаем, чего мы хотим и что можем; до тех же пор мы этого не знаем, мы бесхарактерны, и часто тяжелые внешние удары должны отбрасывать нас на собственный путь наш. Но если мы, наконец, это познали, то
