лишь оттого и настолько, насколько они движут волю, — мотив приобретает значение, только благодаря своему отношению к воле; напротив, то отношение, в котором он как вещь находится к другим подобным вещам, совсем не принимается в расчет. Как круг с диаметром в один дюйм обладает совершенно такими же геометрическими свойствами, как и круг с диаметром в сорок миллионов миль, так история и события деревни и государства по существу одни и те же; и можно как по одним, так и по другим изучать человечество. И несправедливо думать, будто автобиографии исполнены лжи и притворства. Напротив, ложь (хотя всюду возможная) там, быть может, труднее, чем где бы то ни было. Притворяться легче всего в простой беседе; и как это парадоксально ни звучит, притворство в сущности уже труднее в письме, потому что здесь человек, предоставленный самому себе, смотрит в себя, а не наружу, с трудом вникает в чуждое и далекое и не имеет перед глазами масштаба того впечатления, которое он производит на другого; а этот другой, напротив, спокойно, в настроении, чуждом писавшему, просматривает его письмо, перечитывает его несколько раз и в разное время и таким образом легко обнаруживает скрытый умысел. И автора легче всего можно узнать как человека из его книги, потому что все названные условия действуют здесь еще сильнее и устойчивее; притворяться в автобиографиях так трудно, что, быть может, нет ни одной, которая в целом не была бы правдивее всякой другой написанной истории. Человек, излагающий свою жизнь, озирает ее в целом и в крупных чертах; детали уменьшаются, близкое становится дальше, далекое становится ближе, перспективы сдвигаются: он исповедует самого себя и добровольно кается в грехах; дух лжи здесь не так легко овладевает им, потому что в каждом человеке таится и склонность к истине, которую при всякой лжи надо сперва одолеть и которая именно здесь занимает необыкновенно-твердую позицию. Отношение между биографией и историей народов можно наглядно представить в следующем сравнении. История показывает нам человечество так, как природа показывает с высокой горы какой-нибудь ландшафт: сразу является перед нами многое — далекие пространства, великие громады: но отчетливого нет ничего и ничего нельзя распознать во всей действительности. Напротив, описание жизни отдельной личности показывает человека так, как мы познаем природу, когда бродим среди ее дерев, растений, скал и вод. Но как ландшафтная живопись, в которой художник заставляет нас смотреть на природу
