вает и образует большие перерывы, когда эти гениальные личности становятся почти на один уровень с обыкновенными людьми как к своих преимуществах, так и в своих недостатках. Вот почему творчество гения искони признавали вдохновением и, как показывает самое слово, в нем видели действие какого-то от самого индивидуума отличного, сверхчеловеческого существа, которое овладевает им лишь периодически. Нерасположение гениальных индивидуумов к внимательному разбору содержания закона основания проявляется прежде всего по отношению к основанию бытия, — именно, в виде нерасположения к математике: ведь она рассматривает самые общие формы явления, пространство и время (которые сами — лишь виды закона основания), и потому составляет полную противоположность того созерцания, которое, отвлекаясь от всяких отношений, направлено только на содержание явления, на выражающуюся в нем идею. Кроме того, гения отталкивают и логические приемы математики, потому что они, замыкая путь к действительному уразумению, не удовлетворяют, а предлагают лишь простую цепь умозаключений, по закону основания познания, и из всех духовных сил больше всего требуют памяти, для того чтобы постоянно иметь наготове все те прежние положения, на которые делаются ссылки. И опыт подтвердил, что великие гении искусства не обладают способностью к математике: никогда не было человека, который бы одновременно выдавался и в том, и в другой. Альфьери рассказывает, что он никогда не мог понять даже четвертой теоремы Эвклида. Что касается Гёте, то неразумные противники его теории цветов вдоволь упрекали его в недостатке математических сведений, — хотя здесь, где речь шла не об измерении и вычислении по гипотетическим данным, а о непосредственно-рассудочном познании причины и действия, подобные упреки были до того нелепы и неуместны, что их авторы обнаружили этим, как и другими своими мидасовскими приговорами, полный недостаток способности суждения. То, что и теперь, почти через полвека после появления гетевской теории цветов, ньютоновы небылицы даже в Германии все еще невозбранно владеют кафедрами и публика продолжает совершенно серьезно толковать о семи однородных цветах и их различной преломляемости, — это будет некогда причислено к очень характерным интеллектуальным признакам человечества вообще и немцев в особенности.
Это же, указанное выше обстоятельство служит причиной и того известного факта, что и, наоборот, выдающиеся математики мало восприимчивы к произведениям изящного искусства, — это с
