непременно зиждется на мотиве и без последнего данный акт никогда бы не произошел; но как материальная причина заключает в себе только определение того, что в это время, на этом месте, в этой материи должно совершиться обнаружение той или другой силы природы, — так и мотив определяет лишь волевой акт познающего существа в это время, на этом месте, при этих обстоятельствах, — как нечто вполне частное; но ни в каком случае не определяет он того, что данное существо вообще хочет и именно так хочет: последнее служит проявлением умопостигаемого характера этого существа, который, как самая воля, вещь в себе, безосновен, находясь вне сферы закона основания. Поэтому каждый человек постоянно имеет цели и мотивы, которые руководят его деятельностью, и он всегда может дать отчет в своих отдельных поступках; но если спросить его, почему он вообще хочет или почему он вообще хочет существовать, то он не нашел бы ответа, и даже самый вопрос показался бы ему нелепым: в этом недоумении выразилось бы, собственно, сознание того, что он сам не что иное как воля, воление которой вообще понятно само собою и в ближайшем определении по мотивам нуждается только для своих отдельных актов, в каждом моменте времени.
И действительно, отсутствие всякой цели, всяких границ относится к существу воли в себе, так как она — бесконечное стремление. Я выше уже коснулся этого, при упоминании о центробежной силе. Обнаруживается это проще всего на самой низкой ступени объектности воли, — именно, в тяготении, которого постоянное стремление, при явной невозможности конечной цели, бросается в глаза. Ибо если бы даже, по воле тяготения, вся сусуществующая материя собралась в один ком, то внутри последнего тяготение, стремясь к центру, все-таки продолжало бы бороться с непроницаемостью, в качестве твердости или упругости. Стремление материи можно поэтому всегда только сдерживать, но никогда и ни за что нельзя его закончить или удовлетворить. И так же обстоит со всеми стремлениями всех проявлений воли. Каждая достигнутая цель опять становится началом нового стремления, и так — до бесконечности. Растение от зародыша через стебель и лист возводит свое явление до цвета и плода, который в свою очередь служит лишь началом нового зародыша, нового индивидуума, опять пробегающего старый путь, и так — в бесконечности времен. Таково и жизненное поприще животного: рождение — его вершина; достигнув ее, жизнь первого индивидуума быстро или медленно понижается, между тем как новый слу-
