Если эти соображения уяснили для нас разницу между силой природы и всеми ее проявлениями, если мы поняли, что первая — это сама воля на определенной ступени своей объективации, что только явлениям, в пространстве и времени, присуща множественность и что причинный закон — это лишь определение места во времени и пространстве для отдельных явлений, то мы поймем и совершенную правильность и глубокий смысл учения Мальбранша о случайных причинах, causes occasionelles. Очень стоило бы труда сравнить это учение, как оно изложено в Recherches de la vérité, особенно в третьей главе второй части шестой книги и в присоединенных туда éclaircissements, — сравнить с моими настоящими соображениями и убедиться в полном совпадении обеих теорий при всем различии хода мыслей. Я невольно удивляюсь, как Мальбранш, совершенно пропитанный положительными догматами, которые неотразимо навязывала ему его эпоха, как мог он тем не менее, в подобных тисках, под таким гнетом, столь счастливо, столь верно обрести истину и соединить ее с этими догматами, — по крайней мере, с их языком.
Да, мощь истины невероятно велика и несказанно упорна. Мы часто находим ее следы во всех, даже самых причудливых, даже самых нелепых догматах разных времен и народов, часто, правда, в странном обществе, в удивительной смеси, — но узнать ее все-таки можно. Она похожа тогда на растение, которое прозябает под кучей больших камней, но все же напряженно тянется к свету: оно пробивается через обходы и извилины, изнуренное, истощенное, побледневшее, — а все-таки к свету.
Разумеется, Мальбранш прав: каждая естественная причина — случайная причина; она дает только случай, повод для проявления той единой и нераздельной воли, которая представляет «в себе» всех вещей и постепенной объективацией которой служит весь этот внешний мир. Только наступление, обнаружение в дан-
ческом Обществе, в 1830 году, г. Гаультон демонстрировал клубень, найденный в руке египетской мумии, куда он был вложен, вероятно, по религиозным соображениям и где находился по меньшей мере 2000 лет. Гаультон посадил его в цветочный горшок, и там он сейчас же пророс и зазеленел. Этот факт приводится из Medical Journal 1830 г. в Journal of the Royal Institution of Great-Britain, октябрь 1830, стр. 196. — „В саду г. Гримстона, из гербария, Гайгет, в Лондоне, находится теперь гороховая плеть с плодами, взошедшая из горошины, которую г. Петтигрев и чиновники Британского музея вынули из вазы в одном египетском саркофаге, где она пролежала 2844 года“. (Из Times от 16 авг. 1844 г.). Да и нахождение в известняке живых жаб заставляет предполагать, что даже и животная жизнь способна к такой задержке на целые тысячелетия, если последняя вызвана зимней спячкой и поддерживается особыми условиями.
