чем бы она ни была — не могла однако распространить и разделить свое истинное ядро в безграничном пространстве и что эта бесконечная протяженность принадлежит единственно ее явлению, а сама она находится всецело и нераздельно в каждой вещи природы, в каждом живом существе. Поэтому мы ничего не теряем, если останавливаем свое внимание на чем-нибудь отдельном, и истинная мудрость не тем достигается, чтобы измерить безграничный мир или, что было бы еще целесообразнее, лично облететь бесконечное пространство, а тем, чтобы до глубины исследовать какую-нибудь частность, стараясь совершенно познать и понять ее истинное и подлинное существо.
Сообразно этому предметом обстоятельного рассмотрения в ближайшей книге будет, как это здесь само собою ясно каждому ученику Платона, следующая мысль: те различные ступени объективации воли, которые, выражаясь в бесчисленных индивидуумах, предстоят как недостигнутые образцы последних, или как вечные формы вещей, сами не вступают во время и пространство — среду индивидуумов, не подвержены никаким изменениям и незыблемо пребывают, вечно сущие, никогда не происшедшие, между тем как единичные вещи, вечно становящиеся, никогда не сущие, происходят и уничтожаются, — эти ступени объективации воли, говорю я, не что иное, как Платоновы идеи. Я заранее упоминаю здесь об этом для того, чтобы впоследствии иметь возможность употреблять слово идея именно в таком смысле; идею, значит, надо понимать у меня всегда в ее истинном и первоначальном значении, какое придавал ей Платон, и решительно не следует подразумевать под нею те отвлеченные порождения схоластически-догматизирующего разума, для наименования которых Кант столь же неподходяще, как и беззаконно, злоупотребил словом, уже принадлежавшим Платону и находившим себе у него в высшей степени целесообразное применение. Итак, я понимаю под идеей каждую определенную и твердую ступень объективации воли, поскольку воля — вещь в себе и потому чужда множественности; эти ступени, конечно, относятся к определенным вещам, как их вечные формы, или их образцы. Наиболее краткое и сжатое выражение этого знаменитого платонова догмата дает нам Диоген Лаэртий (III, 12): «Платон говорит, что идеи пребывают в природе как образцы: остальное походит на них и существует как их подобие». Я больше не стану говорить об упомянутом злоупотреблении Канта: все необходимое сказано об этом в приложении.
