как душа любовью, влечется туда, куда бы ни влеклось» (De civ. Dei, XI, 28).
Достойно замечания и то, что уже и по взгляду Эйлера сущность тяготения должна в конце концов сводиться к свойственной телам «склонности и стремлению» (т. е. — воле) [в 68-м Письме к Принцессе]. Именно поэтому ему и не нравится понятие тяготения, как оно является у Ньютона, и он готов сделать попытку модифицировать его в духе прежней картезианской теории, т. е. вывести тяготение из толчка, производимого эфиром на тело: это «разумнее и для тех, кто любит ясные и понятные принципы» более подходит. Он хочет изгнать из физики притяжение, как qualitatem occultam. — Такой взгляд соответствует тому мертвому пониманию природы, которое, в качестве коррелята имматериальной души, господствовало во времена Эйлера. Но это замечательно по отношению к установленной мною основной истине: уже тогда увидел ее дальние проблески этот тонкий ум, поспешил заблаговременно уклониться от нее и боясь, как бы не рухнуло все тогдашнее мировоззрение, искал защиты даже в старом, отжившем абсурде.
Мы знаем, что множественность вообще необходимо обусловлена временем и пространством и мыслима только в них; в этом отношении мы и называем их principium individuationis. Но время и пространство мы признали видами закона основания, а в нем выражается все познаваемое нами a priori; следовательно, эти виды, как показано выше, именно в качестве априорного знания, относятся лишь к познаваемости вещей, а не к ним самим, т. е. служат только формой нашего познания, а не свойством вещи в себе; последняя же, как такая, свободна от всякой формы познания, даже от самой общей, какой является бытие объекта для субъекта: другими словами, она от представления нечто совершенно отличное. И вот если эта вещь в себе, как я, кажется, достаточно доказал и выяснил, если она — воля, то, как такая и независимо от своего проявления, она лежит вне времени и пространства, не знает поэтому множественности и, следовательно, едина, — но, согласно сказанному уже, она едина не так, как едина особь, едино понятие, а как нечто такое, чему условие возможности множественного, principium individuationis, чуждо. Множественность вещей в пространстве и времени, составляющих вместе объектность воли, на нее самое поэтому не распро-
