спустя после появления гетевской теории цветов, верят еще в однородные лучи Ньютона и не стыдятся это высказывать. Они узна́ют на собственном опыте, что простительное ребенку (Демокриту) не будет безнаказанно для взрослого. Они могут даже современем кончить позорно; впрочем, тогда они все улизнут и сделают вид, что они здесь ни при чем. Об этом неправильном сведении первичных сил природы друг к другу нам скоро представится еще случай поговорить; покамест же ограничимся сказанным. Если допустить правильность таких теорий, то конечно все было бы объяснено и раскрыто и в конце концов сведено к арифметической задаче, которая и служила бы святая святых в храме мудрости, куда благополучно приводил бы напоследок закон основания. Но тогда исчезло бы всякое содержание явления и осталась бы только форма: то, что является, было бы сведено к тому, как оно является, и это как было бы познаваемо и a priori, поэтому совершенно зависимо от субъекта, поэтому существовало бы только для него, поэтому, наконец, было бы простым феноменом, всецело представлением и формой представления: ни о какой вещи в себе нельзя было бы и спрашивать. Если допустить, что это так, то действительно весь мир мог бы быть выведен из субъекта и на самом деле было бы достигнуто то, что Фихте своим пустозвонством притворно выдавал за достигнутое им.
Но это не так: в подобном роде строились фантасмагории, софизмы, воздушные замки, а не наука. Удавалось, — и каждый успех способствовал истинному прогрессу, — удавалось сводить множество и разнообразие явлений природы к отдельным первичным силам; многие силы и свойства, которые прежде считались различными, были выведены друг из друга (например, магнетизм из электричества) и таким образом их количество было уменьшено. Этиология достигнет своей конечной цели, когда познает и выяснит все первичные силы природы как такие и установит способ их действия, т. е. закон, по которому, под руководством причинности, наступают во времени и пространстве их проявления и определяют свое место по отношению друг к другу, — но всегда останутся первичные силы, всегда останется, как нерастворимый осадок, то содержание явления, которого нельзя свести к форме последнего и которого поэтому нельзя по закону основания объяснить из чего-нибудь другого. Ибо в каждой вещи в природе есть нечто такое, чему никогда нельзя найти основания, чего нельзя объяснить и чему указать дальнейшую причину: это — специфический способ ее действия, т. е. образ ее
