как мертвая природа случайно, — а одушевленная природа своим стремлением к противоположным целям или по злобе, как они на каждом шагу пресекают волю отдельной личности; он, значит, или не воспользовался своим разумом, для того чтобы дойти до общего познания этого свойства жизни, или же способность суждения у него не достаточно сильна, если того, что ему известно в общем, он не узнает в частностях и потому изумляется и выходит из себя[1]. Точно также и всякая живая радость — заблуждение, мечта, потому что ни одно достигнутое желание не может нас долго удовлетворять и потому что каждое обладание и каждое счастье лишь на неопределенное время дается случаем как бы взаймы, и через час оно может быть потребовано назад. А каждое страдание основано на исчезновении такой мечты; следовательно, и то, и другая — обе вытекают из ошибочного познания: вот почему мудрец всегда одинаково чужд и восторгу, и страданию, и никакое событие не смущает его αταραξιαν.
Согласно этому духу и цели стоицизма, Эпиктет с того и начинает и к тому, как ядру своей мудрости, всегда возвращается, что должно хорошо обдумывать и различать зависящее от нас и независящее и на последнее поэтому никаких расчетов не иметь: это непременно сделает нас свободными от всякой боли, мучения и страха. То же, что зависит от нас, — это исключительно воля. Здесь и начинается постепенный переход к учению о добродетели — замечанием, что в то время как независящий от нас внешний мир определяет счастье и несчастье, из воли проистекает внутреннее довольство или недовольство самим собою. А затем ставится вопрос: к первым ли двум или к последним должно прилагать названия bonum et malum? Собственно говоря, такая постановка вопроса была произвольна, случайна и не уясняла существа задачи. Тем не менее стоики беспрестанно спорили об этом с перипатетиками и эпикурейцами и занимались несостоятельным сравнением двух совершенно несоизмеримых величин и вытекавшим из них противоположением пародоксальных изречений, которыми они перебрасывались друг с другом. Интересный сборник их, со стороны стоиков, предлагают нам Парадоксы Цицерона.
Зенон, основатель стоической школы, по-видимому, сначала избрал несколько иной путь. Его исходная точка была такова: для достижения высшего блага, т. е. счастья и душевного покоя, надо
- ↑ „Причина всех человеческих несчастий заключается в неумении приспособлять общие понятия к частным“. Эпиктет, Dissert. III, 26.
