поднять на высоту именно такого, неизменного знания — вот задача философии. Последняя должна быть поэтому выражением in abstracto сущности всего мира, как в его целом, так и во всех его частях. Но для того чтобы все-таки не потеряться в бесконечном множестве частных суждений, она должна прибегать к абстракции и все частное мыслить в общем и его различия тоже в общем; поэтому ей надо частью разделять, частью соединять, для того чтобы все разнообразие мира вообще, согласно его сущности, передать знанию связанным в немногие отвлеченные понятия. И с помощью тех понятий, в которых она закрепляет сущность мира, должно, наряду с общим, познаваться и самое частное, и познание обоих должно быть связано самым точным образом. Поэтому способность к философии именно в том и заключается, в чем полагал ее Платон, — в познании единого во многом и многого в едином. Философия, таким образом, является суммой очень общих суждений, основой познания которых служит непосредственно самый мир во всей своей целости, решительно без всякого исключения, — другими словами, все, что существует в человеческом сознании; философия является совершенным повторением, как бы отражением мира в отвлеченных понятиях, которое возможно только посредством объединения существенно-тождественного в одно понятие и выделения различного в другое понятие. Эту задачу поставил перед философией уже Бэкон Веруламский в своих словах: «лишь та философия истинна, которая с совершенной точностью передает голоса самого мира, написана как бы под диктовку мира, представляет собою не что иное, как его образ и отражение, и ничего не прибавляет от себя, а только повторяет и дает отзвуки» (De augm. scient., I, 2, с. 13). Мы однако понимаем это в более широком смысле, чем это мог делать Бэкон в свое время.
Согласие, в котором находятся между собою все стороны и части мира, — именно потому, что они принадлежать одному целому, — должно повториться и в абстрактном отражении мира. Поэтому в упомянутой сумме суждений одно до известной степени могло бы служить выводом из другого, и притом всегда взаимно. Но для этого должны сначала существовать суждения, и следовательно, их заранее надо установить на основе непосредственного познания мира in concreto, — тем более, что всякое непосредственное обоснование достовернее косвенного; поэтому взаимная гармония таких суждений, благодаря которой они сливаются даже в единство одной мысли и которая вытекает из гармонии и единства самого наглядного мира, служащего их общей основой по-
