наконец, для естествознания задачей является материя, а орудием — закон причинности, и поэтому его цель и замысел состоит в том, чтобы, руководясь нитью причинности, свести все возможные состояния материи друг на друга и, наконец, на одно, а затем опять вывести их друг из друга и, наконец, из одного. Поэтому в естествоведении противопоставлены в качестве пределов два состояния: то состояние материи, где она менее всего, и то состояние материи, где она более всего служит непосредственным объектом субъекта, — иначе говоря: самая мертвая и грубая материя, первичный элемент, и затем — человеческий организм.
Первого доискивается естествоведение, как химия, второго — как физиология. Но до сих пор не достигнута ни одна из этих крайностей, и только между ними обеими нечто познано. Да и на будущее расчеты довольно безнадежны. Химики, исходя из предположения, что качественное деление материи не простирается, подобно количественному, до бесконечности, стараются все более и более сокращать число ее элементов, которых теперь насчитывается еще до 60; и если бы в своих изысканиях они дошли до двух элементов, то пожелали бы свести их к одному. Ибо закон однородности наводит на гипотезу о первичном химическом состоянии материи, свойственном ей как такой и предшествовавшем всем другим состояниям, которые не существенны для материи, как такой, а являются только ее случайными формами и качествами. С другой стороны, нельзя понять, как могло это состояние подвергнуться какому-нибудь химическому изменению, когда не было еще другого состояния, которое бы на него воздействовало. Это создает для химического объяснения то самое затруднение, на которое в механическом наткнулся Эпикур, когда ему надлежало истолковать, каким образом один из атомов впервые вышел из первоначального направления своего движения. Это само собою раскрывающееся, неизбежное и неразрешимое противоречие можно рассматривать прямо как химическую антиномию: как мы находим его здесь, у первой из двух искомых границ естествознания, так оно встретит свое соответствие и у второй. На достижение этой другой границы естествоведения также мало надежды, ибо все более и более становится ясным, что химическое никогда нельзя будет свести на механическое, а органическое — на химическое или электрическое. Те, кто в наши дни опять пускается по этой старой ложной дороге, скоро сойдут с нее, тайком и сконфуженно, подобно своим предшественникам. Об этом подробнее будет сказано в следующей книге. Мельком упомянутые здесь затруднения встают перед естествознанием в его собственной сфере. Взя-
