заблуждения, т. е. от суждения недостаточно обоснованного, противопоставляя ему другое, истинное: например, разум может in abstracto признать, что не бо́льшая отдаленность, а бо́льшая плотность воздуха на горизонте служат причиной ослабления лунного и звездного блеска, — но призрак во всех приведенных случаях останется непоколебим, назло всякому отвлеченному познанию, ибо рассудок вполне и резко отделен от разума, как от познавательной способности, привходящей только у человека; да и в человеке рассудок сам по себе, конечно, не разумен. Разум всегда может только знать: рассудку — одному и независимо от его влияния — остается только воззрение.
По поводу рассмотренного до сих пор надо еще заметить следующее. В своем анализе мы исходили не из объекта и не из субъекта, а из представления, которое уже содержит в себе и предполагает их оба, так как распадение на объект и субъект является его первой, самой общей и существенной формой. Поэтому ее мы рассмотрели, как такую, прежде всего, а затем (хотя в главном сослались на вступительный трактат) подвергли разбору и другие, ей подчиненные формы — время, пространство и причинность, которые свойственны только объекту; но так как они существенны для него, как такого, а объект, в свою очередь, существен для субъекта, как такого, то они могут быть найдены и из субъекта, т. е. познаны a priori, и в этом смысле на них можно смотреть как на общую границу обоих (субъекта и объекта). Все же они могут быть сведены к общему выражению — закону основания, как я это подробно показал в своем вступительном трактате.
Такой прием совершенно отличает нашу точку зрения от всех до сих пор предложенных философем, которые все исходили либо из объекта, либо из субъекта, и таким образом старались объяснить один из другого, опираясь при этом на закон основания; мы же, наоборот, от власти последнего отношение между объектом и субъектом освобождаем, предоставляя ей только объект. Могут, пожалуй, признать, что избегла указанной альтернативы возникшая в наши дни и получившая известность философия тождества, так как она принимает своей действительной исходной точкой не объект и не субъект, а нечто третье, — именно, познаваемый воззрением разума абсолют, который не есть ни объект, ни субъект, а безразличие обоих. Хотя я, ввиду пол-
