ствию одной части тела на другую, — познается например, тем, что глаз его видит, рука его осязает. Следовательно, одно общее самочувствие не знакомит нас с формой нашего собственного тела, — а только через познание, только в представлении, т. е. только в мозгу, впервые является нам собственное тело как протяженное, расчлененное, органическое. Слепорожденный приобретает это представление лишь постепенно, с помощью данных, которыми его снабжает осязание; безрукий слепец никогда не мог бы узнать формы своего тела или, в крайнем случае, должен был бы постепенно заключать о ней и конструировать ее из воздействий на него других тел. Вот, значит, с каким ограничением надо понимать наши слова, что тело — непосредственный объект.
С этой оговоркой, согласно сказанному, все животные тела являются непосредственными объектами, т. е. служат всепознающему и поэтому никогда не познаваемому субъекту исходными точками для воззрения мира. Познание, вместе с обусловленным им движением по мотивам, составляет поэтому истинный характер животности, подобно тому как движение по раздражениям составляет характер растений; неорганическое же не имеет другого движения, кроме вызванного действительными причинами, в самом тесном смысле этого слова. Все это я подробнее выяснил в своем трактате О законе основания (§ 20), в первой статье Обеих проблем этики (III) и в рассуждении О зрении и цветах (§ 1), — туда я и отсылаю.
Из сказанного выходит, что все животные, даже самые несовершенные, обладают рассудком: ибо все они познают объекты, и это познание, как мотив, определяет их движения. Рассудок у всех животных и у всех людей один и тот же, всюду имеет одну и ту же простую форму — познание причинности, переход от действия к причине и от причины к действию, и больше ничего. Но степени его остроты и пределы его познавательной сферы крайне разнообразны и расположены по многоразличным ступеням, начиная с низшей, где познается только причинное отношение между непосредственным объектом и косвенным, т. е. где интеллекта хватает только на то, чтобы от воздействия, испытываемого телом, переходить к его причине и созерцать ее как объект в пространстве, — и кончая высшими степенями познания причинной связи между одними косвенными объектами, познания, которое доходит до проникновения в самые сложные сочетания причин и действий в природе. Ибо и это высокое познание тоже относится еще к рассудку, а не к разуму, кото-
