чинности, между объектом и субъектом есть отношение причины и действия: наоборот, такое отношение существует всегда только между непосредственным и опосредствованным объектом, т. е. всегда только между объектами. Именно на этом неверном предположении основывается нелепый спор о реальности внешнего мира, спор, в котором выступают друг против друга догматизм и скептицизм, причем первый является то как реализм, го как идеализм. Реализм полагает объект как причину и переносит ее действие на субъект. Фихтевский идеализм считает объект действием субъекта. Но так как — чего нельзя достаточно повторять — между субъектом и объектом вовсе нет отношения по закону основания, то ни то, ни другое утверждение никогда не могло быть доказано, и скептицизм делал на оба победоносные набеги. Ибо как закон причинности уже предшествует в качестве условия воззрению и опыту и поэтому нельзя познать его из них (как думал Юм), так объект и субъект уже предшествуют, в качестве первого условия, всякому познанию, следовательно, и вообще закону основания, потому что последний — это только форма всякого объекта, непременный способ его проявления; объект же всегда предполагает субъект: поэтому между ними обоими не может быть отношения причины и следствия. Задача моего трактата о законе основания в том и состоит, чтобы представить содержание этого закона как существенную форму всякого объекта, т. е. как общий способ всякого объективного бытия и нечто присущее объекту, как такому: но как такой, объект всюду предполагает субъект в качестве своего необходимого коррелята; последний, значит, всегда остается за пределами компетенции закона основания. Спор о реальности внешнего мира имеет в своей основе именно это неправильное распространение силы названного закона и на субъект; исходя из этого недоразумения, он никогда не мог понять самого себя. С одной стороны, реалистический догматизм, рассматривая представление, как действие объекта, хочет разделить их оба — представление и объект, между тем как они одно и то же; он хочет принять совершенно отличную от представления причину — объект в себе, независимый от субъекта, — а это совсем немыслимо, ибо объект, уже прямо как такой, всегда предполагает субъект и всегда остается поэтому только его представлением. Этому взгляду скептицизм, исходя из того же неправильного предположения, противопоставляет то, что в представлении мы всегда имеем только действие, а никогда не причину, т. е. что мы никогда не познаем бытия, а всегда — только действие объектов; но последнее, быть
