обозначает те сгибы, по каким ее часто складывают. Как тело посредством упражнения научается повиноваться воле, так точно и способность представления. Ни в каком случае воспоминание, как это обыкновенно думают, не есть всегда одно и то же представление, которое всякий раз как бы вынимается из своего футляра: нет, каждый раз возникает действительно новое представление, но только, благодаря упражнению, с особенною легкостью; вот почему образы фантазии, которые, как нам кажется, мы храним в своей памяти, (а на самом деле лишь упражняемся в них частым повторением), незаметно изменяются, и мы замечаем это, когда после долгого промежутка времени опять видим старый, знакомый предмет и он, оказывается, не вполне отвечает образу, какой мы составили себе о нем. Этого не могло бы быть, если бы мы хранили в себе совершенно готовые представления. Вот почему приобретенные знания, если в них не упражняться, мало-помалу исчезают из памяти, ибо они поддерживаются только упражнением и привычкой; так, например, большинство ученых забывают греческий язык, а художники, вернувшиеся на родину, — итальянский. Этим объясняется и то, что если мы некогда хорошо знали какое-нибудь имя, стих и т. п., а затем в течение многих лет не думали о нем, то мы воспроизводим его с усилием; но раз нам это удалось, мы опять получаем его в свое распоряжение на несколько лет, так как упражнение возобновлено. Поэтому, знающий несколько языков должен от времени до времени читать на каждом из них; таким путем он сохранит свое достояние.
Этим объясняется и то, почему окружающая обстановка и события нашего детства так глубоко запечатлеваются в памяти: в детстве мы обладаем лишь немногими и преимущественно наглядными представлениями и, для того чтобы занять себя, мы беспрестанно повторяем их. Люди, мало способные к размышлению, делают так в течение всей своей жизни (и притом не только с наглядными представлениями, но и с понятиями и словами); поэтому они, если только нет препятствия в тупости и умственной лени, часто обладают очень хорошей памятью. Наоборот, гений иногда совсем не отличается особенной памятью, как это сообщает о себе Руссо: это можно объяснить тем, что множество новых мыслей и комбинаций не оставляет ему досуга для частых повторений; впрочем, гениальность не легко встречается в союзе с совершенно дурной памятью, ибо большая энергия и подвижность всего мышления возмещают здесь беспрерывное упражнение. Не забудем также, что Мнемозина — матерь муз. Таким
